Старшина подошел к противоположной стенке, пошарил по ней широким лучом фонарика. И нашел след от пули. Она царапнула потолок и ушла в самый верх квадратной колонны, поддерживающей какую-то арку.
— Они что, были такими высокими? — спросил старшина.
— Кто? — не понял Ростик. Не получив ответа, он продолжил: — Вообще-то я думал, он бьет по стае шакалов. Но это…
— Плохо подходит под шакалий рост, верно?
Ростик кивнул и повернулся к бакумуру, который стоял от них чуть в сторонке, оглядываясь с интересом, но, пожалуй, чуть подавленно.
— А ты ничего нам показать не хочешь?
Волосатик наклонился, покрутил головой. Ростик догадался, направил фонарик в руке Квадратного вниз. Следов в пыли не было, никаких. Только каблуки солдатских сапог, тех самых, в которых обычно ходил Антон.
— Так. — Старшина выглядел слегка рассерженным. — Идеи будут?
— Может, за ним погнался небольшой летающий червяк? Знаешь, не на сотни метров, а такой, что мог бы протискиваться в эти двери, переходы?
— Не знаю, — отозвался Квадратный. — Я большого-то червяка так и не увидел, а маленькие, может, вообще — плод твоего воображения.
— Может, — кивнул Рост. — Но от чего он отступает, от чего прячется? Причем это Антон. Он с детства презирает единственную вещь в человеке — трусость.
— Ну, мы все довольно храбрые, пока… — Старшина не договорил.
— Пока что? — не сдержался Ростик.
— Пока не увидим что-то, что нас испугает. По-настоящему, до дрожи, до слабости в кишках.
— Но ведь тут ничего не было! Следов же не осталось?!
Похоже, старшина сам о чем-то подумал, только, как и Ростик получасом раньше, не решился рассказать.
Ростик сосредоточился. Здесь, в подвале, он уже не чувствовал тот след испуга или враждебности, который заметил наверху, на чердаках с баллистами. Конечно, тут тоже было неприятно, но характер того, что прошло, был совсем другим. Каким? Ростик даже не пытался раздумывать над этим, все равно ничего бы не понял — уж очень тонко все было построено, слишком далеко от мира, к которому он привык, в котором разбирался, находились эти переживания.
— Пойдем дальше, — предложил старшина. — По следу.
Они пошли. Миновав три или четыре общих подвала, которые вполне легко, как окна ставнями, отсекались от остальных помещений глухими плитами, сделанными из пористого, облегченного камня, Ростик представил, что тут, например, во время налета саранчи можно было бы обойтись одним обходом дозора за пару-тройку часов, и этого вполне бы хватило. О том, что при таком обилии защищенного, отлично проветриваемого подземелья кому-то из жителей могло не хватить места, не было и речи. Уж к чему-чему, а к налету саранчи гошоды были готовы.
А впрочем, и подвалы были тут не очень-то нужны. Если никто не будет бунтовать и устраивать революций, наружные дома вполне могли выдержать и саранчу, и воздушных червяков, и много чего другого.
А подвалы эти, разветвленные, не оставляющие без связи ни один из домов, были просто вспомогательной мерой, не больше.
Внезапно бакумур, который шел последние пару помещений впереди, указал на что-то в темноте. Квадратный перевел луч фонаря в указанную точку, и тогда они увидели шинель Антона, брошенную на пол. Рядом, залипнув от пыли, валялся автомат.
Ростик подошел, двумя пальцами перевернул его, чтобы разглядеть затвор. Автомат был в порядке и даже, кажется, еще мог стрелять.
— Он бросил его, потому что толку от него больше не видел.
— Не просто бросил, — сказал старшина, посветив вниз. — Он побежал сломя голову в темноту… Видишь, какие широкие шаги — так не всегда на стометровке бегают. А в этой тьме расшибиться — пара пустяков.
— Слушай, почему он вообще стрелял в темноте? Оно что — светилось?
— Кто? — быстро спросил Квадратный.
— То, что его преследовало.
— Вот и я об этом думаю, — признался старшина. — Так бежать, ничего не видя, так стрелять, не разбирая, в кого молотишь… — Он покачал головой. — Антон, похоже, был в панике. И странно, что он еще до этого подвала не отшвырнул оружие.
Бакумур снова топал впереди. На этот раз чуть более уверенно, чем прежде. Должно быть, брошенный автомат его тоже в чем-то убедил. «А зря, — подумал Ростик. — Антон был не тем человеком, чтобы оставаться без оружия, наверняка пистолет при нем, и обойм не на одну схватку может хватить».
Словно в подтверждение его подозрений из темноты, и совсем близко, ударил выстрел. Потом еще один.
— Антон, мы тут! — заорал Ростик. — Мы идем!
— Тихо! — железной рукой остановил Ростика старшина. — Не суйся пока, пусть отзовется, а то на пулю налетишь по-глупому.
— Я-а… Жду!…
Странный голос, словно он стал совсем мальчишкой. Но это, без сомнения, был Антон.
— Мы идем! — прокричал Ростик, и, уже не слушая старшину, вырвал у него фонарик, и шагнул вперед. — Тошка! Антон, где ты? Это я, все в порядке.
Сзади сухо щелкнул затвор автомата старшины. Правильно, вдруг эта хренотень, которая гонялась за Антоном, еще тут.
Потом Ростик увидел… Антон был бледен, волосы всклокочены. Но главное — глаза. Таких глаз Ростик не видел до этого дня и надеялся, что никогда не увидит после. Огромные, в четверть лица, безумные, слепые, нерассуждающие, мутные, как прикрытые какой-то бакумурьей пленкой… Это были глаза сумасшедшего, доведенного до черты, за которой он уже не осознает, где находится и что делает.