— А что это ты на нас кричишь, капитан? Или тебе лавры Сталина, Жданова и Хрущева покоя не дают?
— Что?
Ростик встал, посмотрел на присмиревших ребят. И вдруг даже под этой внешней покорностью отчетливо увидел пробуждающийся гнев. И понимание, что унижение, на которое их сюда привели, не такая уж неизбежная и обязательная вещь, как на далекой Земле.
— Пошли, ребята. Пусть этот… капитан прежде сообразит, что все, к кому эти карты могут попасть, уже сорок раз проверили, где находится город и кто в нем обитает. А потом поучится достойно вести себя.
— Да как ты смеешь, мальчишка?..
— Как ты, офицер, которого я уважать начал, можешь орать, как базарная торговка?!
Больше Ростик даже не оборачивался. Он вышел и так хлопнул дверью, что чуть не пришиб последовавшего за ним Антона.
По дороге на аэродром Ким вдруг развеселился:
— Нет, Рост, что хочешь говори, а с нервами у тебя не в порядке.
— Это почему же?
— Это капитан, он к Председателю без стука…
— Если Председатель не поглупел, то сумеет во всем разобраться. А если не сумеет… Тогда и другого найти можно.
— Ого! — сказал Ким.
— Так это же политика, — заметил Антон.
— Ну и что? Ну, политика? — Ростик покрутил головой. — Вы поймите, лопухи, мы им нужны больше, чем они нам. Вся эта политическая кодла, если что-то не так сделает… Я первый в набат ударю.
— Запретят они тебе летать, — вдруг погрустнел Ким, — и узнаешь, что они за кодла.
— А о набате — так они и дали тебе ударить!
— И все равно не позволю, чтобы всякий чекистский жлоб на меня орал с идиотскими претензиями… Ведь идиотские же претензии?
Они прошли сотню шагов молча. Ребята взвешивали, насколько прав был капитан, а потом, кажется, постарались понять, что имел в виду Ростик, когда говорил о том, что дварам известно о Боловске. Наконец Ким кивнул:
— Да, наверное, идиотское требование.
Наконец Ким кивнул:
— Да, наверное, идиотское требование. Но и карты идиотские, без компасов, без надежных промеров расстояния, с какими-то закорючками вместо условных обозначений… Это не карты, конечно.
И все-таки первое, что на аэродроме сделал Ким, — рассказал о полученном нагоняе Серегину, а потом выложил на стол командной вышки свою карту, которую по примеру истребителей носил в сапоге, а не в планшетке,
— Все, кажется, по этим бумажкам мы отлетались. Попробуем, как будет без них. Но если хоть с одним из нас что-то случится, я… — Он опустил голову, постоял, пошел к двери.
— Погоди, — Серегин, казалось, абсолютно не был расстроен какими-то там нагоняями или ссорами с капитаном. — Начальство не хочет — ладно, сотрем мы с карт город. Все оставим, а это уберем. И будут у тебя и карты и курсы, какие сам проложишь. А условных обозначений… Так ты же их сам рисуешь, вот и подучись, постарайся, чтобы похоже было на инструмент, а не на… кабацкую вывеску. — Рассудительный, почти умиротворенный тон мигом сделал все происшедшее неважным и далеким. Но Серегин не унимался: — И знаешь, я тут подумал ночью. Лучше тебе будет отправиться на этот раз… с Коромыслом.
Последнюю фразочку он произнес прямо как подарок. А Ким от удивления головой покрутил. Антон обрадовался еще больше:
— Коромысло? Вот это да! Он же в дальние походы не ходит, как тебе удалось?
— Я ему сказал, — Серегин хитро посмотрел из-под кустистых бровей, — что у него будет возможность назвать что-нибудь таким именем, каким ему захочется.
— А если он захочет дваров назвать коромыслами? Нам так и придется их величать? — с тревогой спросил Антон. — Сам знаешь, какой он упрямый.
— Неизвестный объект, — проговорил Серегин со значением. — И только один. Ну, идите, и так четверть дня, считай, потеряли
Они вышли. Ростика распирало любопытство
— А кто это такой — Коромысло? Пилот, что ли, какой?
— Это, друг, поднимай выше, — с удовлетворением сказал Ким. — Это загребной, который может победить бакумура… Если тот в плохой форме, конечно.
— Как победить?
— Руками. Локти на одной линии, пальцы в замок… Ростик понял.
— Бакумуров? Побеждает в армреслинге? Что же это за мужик?
— Сейчас увидишь.
Они увидели. У их машины, в тенечке под днищем, сидели Сопелов, Винторук и какой-то невероятно громадный детина. Грудная клетка у него была так велика, что сравнить ее с бочкой было, по мнению Ростика, как-то неудобно — бочки бывали и стройнее, и поменьше объемом.
Несмотря на стать, держался Коромысло застенчиво. И вызывал симпатию. Это казалось невероятно, но его сразу хотелось поучить жизни. Вообще им хотелось заняться поближе, разумеется, с самыми лучшими намерениями.
Бывают такие люди, они помимо воли почему-то сразу попадают в центр внимания и, как правило, нисколько не протестуют, — вероятно, привыкают с детства.
Пока гравилет поднимался, пока Ким ложился на курс, Антон, на этот раз безоговорочно севший за рычаги, приставал к силачу, спрашивая, что и каким именем ему хотелось бы назвать. Тот сначала отнекивался, а когда узнал, что Серегин его откровенно заложил, признался, что хотел бы красивым женским именем назвать речку, про которую рассказывал Сопелов.
— А имя выбрал? — спросил Ким.
— На месте посмотрю и выберу. А то будешь придумывать, а речка окажется лядащей, например. И все старания…