— Да, чего они хотят? — Ким немного воспрял, должно быть, понял, что сию же минуту никто изгонять волосатиков не собирается.
Ростик подумал, еще раз проверил все, что теперь находилось у него в сознании, и уверенно продолжил:
— Они хотят направить сорок восемь своих семей к нам в Боловск.
— В Боловск? Что они там будут делать?
— Построят дома, будут жить.
— Зачем это им?
— Понимаешь, если я правильно понял Марамода, у них мало детей, нет новых гошодов. У нас как раз с детишками проблем нет, они плодятся и будут плодиться еще больше, если ничего не произойдет. Вот они и будут ходить по городу, смотреть… Так сказать, начнут вбирать в себя нашу силу жизни.
Ким задумался. Судя по всему, думал он усиленно. Наконец спросил:
— Разве так бывает?
— Опять же, если я правильно понял своего друга Марамода, вернее, свою подругу… Ну, в общем, так часто делают в иных старых расах. То есть заимствуют силу молодых. Расы, которые помогают объединиться и выжить старикам, только ты держись крепче за свои рычаги, не то упадешь… Такие молодые расы называются «торговцами жизнью».
— Ничего себе названьице. — Ким посмотрел на Ростика, сидящего в правом переднем виденье.
— Вот именно, — продолжил Ростик. — Причем этот термин происходит от какого-то другого значения — так называют то ли солдат, которые охраняют от нападений, то ли тех, кто ничего не соображает, но которым все удается, которым везет, понимаешь? Например, как нам повезло в войне с насекомыми.
— Ничего я не понимаю. Так мы солдаты или просто везунки?
— Ну, я тоже не очень понимаю, — вполне разумно пояснил Ростик. — Это что ни говори, а понятие из области довольно головоломных абстракций, прямиком из их философии… Поди пойми философию, когда у тебя всего-то средств — воск на стенке и деревянная палочка в руке.
— Так бы сразу и сказал, — согласился Ким.
— В общем, они считают нас этими самыми торговцами жизнью. Это какой-то очень сильный вариант союзничества. И мне кажется, для нас он возник очень вовремя. У нас с ними теперь не будет ни сложностей относительно Одессы, ни проблем с гелиографом в Чужом городе.
Они пролетели километров десять в молчании. В отличие от прежних перелетов, сегодня Ким не особенно торопился: хотел все уразуметь как следует или просто экономил топливо.
— А что нам от этого перепадет? Что ты от них потребовал?
— Потребовал? — Ростик подумал. — Да ничего не потребовал. Но они нам что-то дадут, чем-то заплатят. Причем таким, что нам очень нужно. Еще не знаю, правда, чем, просто не выяснил. Но со временем это само прояснится. Поживем — увидим.
— Пожалуй, — согласился Ким, — Если удастся пожить, можно будет и посмотреть, сколько угодно. — Он помолчал и вдруг стал разворачивать лодку. Оказывается, они уже долетели, а Ростик и не заметил. — В таком случае я и на торговца жизнью согласен.
Рост усмехнулся.
Напряжение, кажется навечно угнездившееся у него в душе, начало таять, впервые с того момента, как заварилась вся эта каша с морскими обитателями.
— Ну, тогда я за судьбу Боловска абсолютно спокоен. Все-таки что ни говори, а нашей главной целью является твое согласие. И раз мы его получили…
— Тряхану лодку, ты себе язык-то и откусишь, — пригрозил пилот. — Будешь всю жизнь только картинки на пластилине рисовать.
Ростик блаженно улыбнулся. Они возвращались домой, что могло быть приятнее?
35
Ростик проснулся и сразу же впервые после многих дней почувствовал себя полностью, абсолютно здоровым. Это было очень приятное чувство, оно заставляло безотчетно улыбаться. Впрочем, Рост немало улыбался в последнее время. И потому что Любаня становилась все круглее, ходила на работу уже лишь на половинку дня, и потому что мама вдруг стала такой счастливой, веселой, какой не была давно, пожалуй с самого Переноса в Полдневье, и потому что настали удивительно приятные, свежие деньки поздней, но уже не солнечной осени, когда на серое небо наползла белесая хмарь, обещающая близкую стужу, и потому… Да просто потому, что они не пугались зимы, холодов, бескормицы или какой-либо прочей угрозы. Жизнь налаживалась.
Мама оставила, как всегда, записку, в которой предлагала не приходить к ней в лаборатории, а то у нее уже были споры с начальством по поводу его приходов. Это понятно, мама руководила чуть не целой химической фабрикой, устроенной в бывшей водолечебнице, где с одобрения Председателя пытались наладить выпуск лекарств, используя разные травы. А потому, если Ростик заглядывал к ним, нарушалась какая-то мистическая чистота. Да он, в общем, и не очень рвался в эти лаборатории, ему было достаточно заглянуть в ту часть здания, которая отведена под кабинеты, приемные и прочее в истинно земном, бюрократическом духе.
Любаня записку не оставила, но приготовила толстую лепешку, обмазанную медом, которую положила поперек огромной кружки с душистым, удивительно вкусным, каким-то темно-зеленым от местных трав молоком. Коров осталось немного, но их поголовье все время увеличивалось, и молоко для девушек после пятого месяца можно было получить уже без труда. Как правило, Любаня это молоко пить не хотела, а чтобы оно не пропадало, оставляла мужу. Да, жизнь определенно налаживалась.