Точно. Разберемся. Но когда мы наконец приехали в гостиницу, мой адвокат не сумел хитроумно обойти процедуру регистрации и нам пришлось стоять в очереди вместе со всеми, что в данных обстоятельствах оказалось нелёгким испытанием. Я твердил себе: «Тихо, спокойно, молчать … говорить, только когда спросят … фамилия, должность, издание … ничего лишнего, не поддаваться этому ужасному веществу, делать вид, что ничего не происходит … »
Невозможно объяснить тот ужас, что обуял меня, когда я наконец оказался перед администратором и начал что-то бормотать. Перед каменным взглядом этой женщины рассыпались все отрепетированные фразы. «Здрасьте, … меня зовут … э … Рауль Дюк … да-да, я в списке. Бесплатный обед, окончательное просвещение, полное освещение … а что? Со мной приехал адвокат, да, конечно, я в курсе, что его в списке нет, но это наш номер, да, то есть он мой шофер. Мы приехали сюда на Красной акуле с самого Лос-Анджелеса, и сейчас время пустыни, так? Да. Посмотрите в списке. Не беспокойтесь. Какие тут расклады? Что дальше?»
Она даже не моргнула:
— Ваш номер еще на готов, но вас кое-кто ищет.
— Нет! За что? Мы еще ничего не сделали!
Ноги стали резиновыми. Вцепившись в стойку, я накренился к администратору. Она протягивала мне конверт, но я не хотел его брать. Ее лицо менялось: оно раздувалось, пульсировало … жуткая зеленая челюсть и клыки наружу — мурена! Смертельный яд! Я отскочил и врезался в адвоката. Тот подхватил меня за руку и протянулся за конвертом. «Я сам разберусь, — сказал он женщине-угрю. — У него больное сердце, но я запасся лекарствами. Меня зовут доктор Гонзо. Приготовьте наш номер поскорее. Мы будем в баре».
Она пожала плечами, а он повел меня прочь. В полном городе буйнопомешанных кислотного торчка никто даже не замечает. Протолкавшись через многолюдный вестибюль, мы нашли два стула у барной стойки. Адвокат заказал две «кубы либре» с пивом и мескалем, потом вскрыл конверт. «Кто такой Ласерда? — спросил он. — Он ждёт нас в номере на двенадцатом этаже».
Я не мог вспомнить. Ласерда? Знакомое имя, но я не мог сосредоточиться. Жуткие вещи происходили вокруг нас. Рядом со мной женщине в шею вгрызалась какая-то рептилия, ковер — пропитанная кровью губка, ходить невозможно, провалишься.
Я не мог вспомнить. Ласерда? Знакомое имя, но я не мог сосредоточиться. Жуткие вещи происходили вокруг нас. Рядом со мной женщине в шею вгрызалась какая-то рептилия, ковер — пропитанная кровью губка, ходить невозможно, провалишься. «Закажи туфли для гольфа, — прошептал я. — Иначе живыми нам отсюда не выбраться. Видишь, ящеры запросто шастают по этой грязи — потому, что у них на ногах когти».
«Ящеры, говоришь? Ты просто не видел еще, что творится в лифтах», — он снял свои бразильские очки и я заметил, что он плакал. «Я только что поднимался наверх к этому Ласерде, — продолжил он. — Сказал ему, что нам известно, кто он такой. Он говорит, он фотограф, но когда я упомянул Свирепого Генри — тут он и спалился, сел на измену. Я по глазам понял. Он знает, что мы его раскусили».
— Он знает, что у нас есть «Магнумы»?
— Нет. Но я сказал ему, что у нас есть «Винсент Блек Шэдоу». От страха он чуть не обоссался.
— Отлично. Но как же наш номер? И туфли? Мы сидим прямо посреди террариума! И этим ебучим тварям продают бухло! Еще чуть-чуть и нас порвут на клочки. Господи, ты на пол взгляни! Ты видел когда-нибудь столько крови? Сколько народу они уже убили? — я показал на группу у стены в другом конце комнаты; они, кажется, наблюдали за нами. — Блядь! Смотри на ту стаю! Нас засекли!
— Это столик регистрации журналистов, — сказал он. — Там ты должен расписаться и получить на нас документы. Черт, давай наконец разберемся с делами. Иди туда, а я займусь номером.
4. Мерзкая музыка и ружейная канонада … Грубые вибрации субботним вечером в Лас-Вегасе
Ближе к закату мы наконец заселились в номер, и мой адвокат немедля позвонил в обслуживание номеров и заказал четыре клубных сэндвича, четыре креветочных коктейля, литр рома и девять свежих грейпфрутов. «Витамин C, — пояснил он. — Чем больше, тем лучше». Я согласился. К тому времени алкоголь разбавил кислоту, а галлюцинации поутихли. На лице у официанта, что принес нам заказ, едва заметно проступали змеевидные черты, но я уже не видел огромных птеродактилей, бродивших по лужам свежей крови в коридоре. Беспокоила теперь только гигантская неоновая вывеска, заслонявшая нам вид на горы: миллионы разноцветных шаров с гулом пробегали по очень запутанной траектории, вспыхивали странные символы и завитушки.
— Выгляни наружу, — сказал я.
— А что там?
— Там большая … машина в небе … вроде электрической змеи … ползет прямо на нас.
— Пристрели её.
— Еще рано. Хочу изучить её повадки.
Он зашел в угол и потянул за цепочку от портьер.
— Слушай, — сказал он. — Прекращай эти разговоры про змей, пиявок и ящеров. Меня уже тошнит.
— Не волнуйся.
— Не волнуйся?! Да я там в баре чуть не умом не тронулся. Нас туда больше не пустят — особенно после того, что ты учинил у столика регистрации.
— А что я учинил?
— Мудила, я оставил тебя всего на три минуты! А ты запугал этих несчастных так, что они чуть не обосрались! Размахивал своим гребаным гарпуном и вопил про рептилий. Тебе повезло, что я вовремя вернулся. Они уже собирались вызвать полицию. Я сказал им, что ты просто напился и я отведу тебя в номер и поставлю под холодный душ. Журналистские пропуска они нам выдали только чтобы от тебя избавиться.