Смерть. Вот и все. Даже легкие отказали. Мне требовалось искусственное дыхание, но я и рта раскрыть не мог, чтобы сказать об этом. Я умирал. Сидя прямо здесь на кровати, обездвиженный … ну, хотя бы не больно. Еще несколько секунд, и я отключусь, а что потом — уже неважно.
Мой адвокат вернулся к телевизору. Снова показывали новости. Лицо Никсона на весь экран, но все его слова безнадежно искажались. Удалось разобрать только слово «жертва». Снова и снова: «жертва … жертва … жертва … »
Я слышал свое тяжелое дыхание. Адвокат, похоже, заметил. «Не напрягайся, — сказал вполоборота, не глядя на меня. — Не пытайся сопротивляться, а то мозг запузырится … аневризмы, инсульт … скрючишься и загнешься». Из-за кресла к телевизору вылетела его рука и переключила канал.
Ходить и говорить я смог только после полуночи … но всё равно вещество меня не отпустило, лишь упало напряжение — с 220 до 110. Я как угорелый скакал по комнате, нес всякую чушь и не мог сосредоточиться на одной мысли дольше двух-трёх секунд.
Мой адвокат тем временем сделал несколько звонков и положил трубку. «Есть только одно место, где мы можем поесть свежей сёмги, — объявил он. — И по воскресеньям оно закрыто».
— Ну конечно, чертовы фрики Христовы, плодятся как кролики!
Он окинул меня любопытным взглядом.
— Как насчёт «Процесса»? — спросил я. — Разве у них нет мест? Или может в деликатесный магазин? Где сзади столики? В Лондоне потрясающее меню. Я там ел однажды, превосходная еда …
— Возьми себя в руки, — сказал он. — В этом городе о «Процессе» лучше и не заикаться.
— Ты прав. Надо вызвать инспектора Блора. Он разбирается в еде. Думаю, у него есть список.
— Лучше позвонить в обслуживание номеров. За двадцать баксов нам принесут крабов и кварту муската «Братья во Христе».
— Нет! — завопил я. — Надо выбираться отсюда. Мне нужен воздух. Поехали в Рено, закажем большой салат с тунцом … чёрт, это не долго, всего-то 400 миль; дорога в пустыне свободна.
— Не выйдет, это территория военных. Они там испытывают бомбы и нервно-паралитический газ — нам не прорваться.
В итоге мы оказались в месте под названием «Биг Флип» на полдороги к центру. Я заказал «бифштекс по нью-йоркски» за 1,88, а мой адвокат — «корзинку койота» за 2,09 … потом мы выпили кофейник водянистого «Голден Вест» и пронаблюдали, как четыре бухих ковбоя до полусмерти отколошматили педика между игровыми автоматами.
— В этом городе всюду бурлит жизнь, — заметил мой адвокат по дороге к машине. — Любой, кто покрутится здесь какое-то время и обзаведется нужными связями, легко достанет столько адренохрома, сколько надо.
Я согласился, но сейчас на адренохром меня не тянуло. Я не спал уже больше трех суток, и то страшное испытание веществом вымотало меня окончательно … завтра надо браться за голову. Конференция по наркотикам начиналась в полдень … а мы до сих пор не знали, как к ней подойти. Поэтому мы вернулись в гостиницу и посмотрели британский фильм ужасов.
6. Принимаясь за дело … Открытие конференции по наркотикам
«От имени прокуроров нашей страны приветствую вас».
Мы сидели в главном зале гостиницы «Дюны» позади полуторатысячной толпы. Далеко впереди, настолько, что сзади едва было видно, исполнительный директор Национальной ассоциации окружных прокуроров Патрик Хили — средних лет, холеный, на вид — преуспевающий бизнесмен, член республиканской партии по имени — открывал их Третий национальный семинар по наркотикам и психотропным веществам. Его реплики доносились до нас из большого дешевого репродуктора, установленного на металлическом шесту в ближайшем углу. Еще штук десять было развешаны по залу и нацелены на толпу … так что где бы ты ни сидел и даже где бы ты ни прятался, на тебя всё время смотрело дуло большого репродуктора.
Эффект получался странный. В слушатели каждой секции зала смотрели на ближайший динамик, а не на того, кто выступал где-то далеко впереди на подиуме. Такая схема размещения репродукторов образца 1935 года полностью обезличивала помещение, создавала зловещую авторитарную атмосферу. За акустику здесь, видимо, отвечал технический помощник шерифа из оклахомской глубинки, подрабатывавший в кинотеатре для автомобилистов, чьи владельцы не могли расщедриться на индивидуальные динамики для каждой машины и просто повесили десяток огромных громкоговорителей на телеграфных столбах вокруг стоянки.
Где-то за год до того я побывал на рок-фестивале «Скай Ривер» в сельской глуши штата Вашингтон, и там акустика, собранная группой нищих хиппи из Фронта Освобождения Сиэтла доносила до полуоглохших жертв кислоты в кустах в полумиле от концертной площадки не то что самые тихие нотки акустической гитары, а даже кашель и стук башмака по сцене.
Но, видать, лучшим звукотехникам в распоряжении у руководства Национальной конференции окружных прокуроров в Лас-Вегасе, такая задача была не по силам. Через такую акустику, наверно, еще сам Улисс Грант обращался с речью к войскам во время осады Виксберга. Голос вырывался из динамиков размытый, с треском и назойливым взвизгиванием, а задержка была такая, что слова оратора не совпадали с жестами, и это сбивало с толку.