До номера мы добрались никого не повстречав — но замок не отпирался. Адвокат отчаянно с ним возился. «Суки, поменяли нам замок, — застонал он. — И наверняка устроили обыск в комнате. Господи, нам конец». Вдруг дверь распахнулась. Мы замерли, потом метнулись внутрь. Всё чисто. «Запри дверь на все засовы», — сказал адвокат. Он разглядывал два ключа от номеров.
Он разглядывал два ключа от номеров. Подняв ключ с номером 1221 он спросил: «А этот откуда?»
— Номер Ласерды, — сказал я.
Он улыбнулся: «Да, точно. Я решил, пригодится».
— Зачем?
— Давай поднимемся к нему и вытащим его из постели струей из пожарного шланга, — предложил он.
— Нет, лучше к нему не соваться. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.
— Ты прикалываешься? Этот португальский сукин сын опасен. Он следит за нами как ястреб. — Он искоса посмотрел на меня. — Ты что, с ним сговорился?
— Я позвонил ему, пока ты мыл машину. Он сказал, что сегодня ложится, чтобы завтра быть на старте к рассвету.
Адвокат не слушал. Он издал страдальческий вопль и ударил в стену кулаками.
— Вот козёл! Я знал! Он завладел моей женщиной!
Я рассмеялся: «Та блондиночка со съемочной группой? Думаешь, он отымел ее в задницу?
— Правильно, смейся! Вы белые все такие. — Он уже успел открыть новую бутылку текилы и пил ее большими глотками. Потом схватил грейпфрут и разрезал его пополам стальным охотничьим ножом с острым как бритва лезвием.
— Откуда у тебя нож? — спросил я.
— Принесли из обслуживания номеров, я попросил. Чтобы резать лаймы.
— Какие лаймы?
— Лаймов не было. Они в пустыне не растут. — Он порезал грейпфрут на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать … потом стал кромсать их на ошметки. — Вот козлина, знал ведь, надо выйти с ним поговорить, пока была возможность. А теперь она с ним.
Я помнил ту девчонку. Несколькими часами ранее у нас с ней в лифте вышел конфуз: мой адвокат свалял дурака.
— Вы, наверно, гонщик — сказала она. — В каком вы классе?
— Классе? Каком нахуй классе?
— На чем вы ездите? — спросила он поспешно улыбнувшись. — Мы снимаем гонку для телевидения, и могли бы вас использовать.
— Меня использовать?
Матерь Божья, подумал я. Началось. В лифте было полно народу, мы поднимались с этажа на этаж очень медленно. Когда мы остановились на третьем, его трясло. Еще пять …
— Я езжу на больших мотоциклах, — вдруг вскрикнул он, — невъебенных.
Я засмеялся, чтобы разрядить обстановку. «Винсент блек шэдоу, — сказал я. — Мы в заводской команде.
В толпе послышался грубый недовольный ропот. «Херня», — сказал кто-то сзади.
— Минуточку! — крикнул адвокат …. Потом, повернувшись к девушке: «Простите, мадам, но сюда, кажется, затесался какой-то невежественный ушлепок, который напрашивается, чтобы ему вскрыли ебало».
Он запустил руку в карман черной синтетической жилетки и повернулся к толпе сзади. «Ну что, пидоры бледножопые, кого тут покоцать?»
Я следил за индикатором этажей. Лифт остановился на седьмом, дверь открылась, но никто не двинулся с места. Мёртвая тишина. Двери закрылись. Восьмой … В кабине ни звука, ни движения. Только двери начали закрываться, я шагнул вперед и выдернул его за руку. Как раз вовремя. Двери сомкнулись, и лифт поехал на девятый.
«Бегом в номер! — сказал я. — Эти гады вызовут копов!» Забежав за угол, мы оказались у двери номера. Адвокат безудержно хохотал. «Обстремались. Видал? Обстремались. Как крысы в клетке!» Когда мы заперли дверь на засов, он перестал хохотать. «Чёрт! Теперь всё серьёзно. Девчонка поняла. Она в меня влюбилась».
Теперь, по прошествии нескольких часов, он убедил себя, что Ласерда, так называемый фотограф, каким-то образом овладел девчонкой.
«Давай поднимемся к нему и кастрируем уёбка, — сказал он, оскалив зубы и выписывая восьмерки своим новым ножом. — Это ты ему сдал ее?»
— Так, — сказал я. — Убери-ка свой ножик подальше и поди протрезвись. Я поставлю машину на стоянку.
Я медленно попятился к двери. За долгие годы общения с наркоманами ты понимаешь, что всё серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику — особенно если он размахивает острым охотничьим ножом перед твоим лицом.
— Прими душ, — сказал я. — Вернусь через двадцать минут.
Я быстро вышел, заперев дверь на ключ и прихватив с собой украденный моим адвокатом ключ от номера Ласерды. Вот бедняга, думал я по пути к лифту. Его отправили сюда выполнять совершенно нормальное задание: фотографировать гонки мотоциклов и багги в пустыне, а он, сам того не подозревая, очутился в запредельном для его понимания чудовищном мире. Он ни за что не разберется, что тут происходит.
Что мы здесь делаем? В чем смысл это поездки? Неужели меня в самом деле на улице ждет большой красный кабриолет? Катаюсь ли я на эскалаторах гостиницы в каком-то наркотическом угаре или же я приехал в Лас-Вегас, чтобы сделать репортаж?
Я запустил руку в карман: ключ с номером 1850. Хоть что-то реально. Итак, сейчас мне надо поставить машину и вернуться в номер … а потом хоть как-то прийти в себя, чтобы разобраться с делами, которые возникнут утром.
С эскалатора в казино? Вокруг игорных столов по-прежнему толпы. Кто эти люди? Что за лица? Откуда они? Карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они настоящие. И их чертовски много — все еще стоят вокруг игорных столов в городе посреди пустыни и что-то кричат в четыре тридцать утра в воскресенье. Все еще дрочат на Американскую Мечту, на образ Большого Выигрыша, вырисовывающегося в предрассветном хаосе затхлого казино.