— И что нам теперь делать? — нарушил молчание Марстен.
— То же, что и раньше, — пожал плечами Дарвальд. — Поедем дальше.
— Это я понимаю! — Марстен с некоторым усилием отвел взгляд от Дарвальда и принялся ворошить костер. — Я имею в виду, с какой легендой? Мы были двумя рыцарями с оруженосцем. А теперь что?!
— Ну, я так и буду оруженосцем, — встряла я (до сей поры я помалкивала, заплетая Дарвальду косу), — а ты будешь рыцарем, который сопровождает знатную даму!
— Неплохо, — одобрил Марстен, немного повеселев. — Лошадка у него вполне дамская… Валь, будешь знатной дамой?
— А у меня есть выбор? — хмыкнул он. — Так, стоп! Ты имеешь в виду, мне придется ехать в дамском седле?
— Придется, — кивнул Марстен. — Их тут уже изобрели, я видел в лавке. А потом, как ты намерен ехать по-мужски в этой юбке? Она же задерется по самое…
— А что, ты боишься, все вокруг будут пялиться на мои ноги? — нахально ухмыльнулся Дарвальд и провокационным жестом задрал юбку повыше колен, продемонстрировав замечательные ножки.
— Придурок! — прорычал Марстен и опять ушел в темноту. Оттуда он и припечатал: — Поедешь по-дамски, хоть ты тресни!
— Ты мог бы везти его перед собой, как благородный рыцарь! — крикнула я вслед. — А я б села на его лошадь!
— Я не поеду с ним в обнимку! — проорал из темноты Марстен.
— А я б села на его лошадь!
— Я не поеду с ним в обнимку! — проорал из темноты Марстен. — Хоть удавите!
Мы с Дарвальдом переглянулись и захохотали…
Пожалуй, я опущу то, как Марстен мастерил дамское седло, расходуя последние запасы магической энергии и страшно ругаясь, и как потом Дарвальд в это седло громоздился. Штука ужасно неудобная, я попробовала. Сидишь, как на жердочке, ногами за лошадь не зацепишься, а уж о том, чтобы подремать в седле, и мечтать нечего! Уж лучше трястись позади Марстена на крупе его жеребца!
День прошел, как ни странно, вполне мирно, хотя Марстен порывался на прощание испарить несчастный ручеек. Еле отговорили его не тратить зря сил, а приберечь их для более серьезного противника, если таковой будет иметь неосторожность попасться ему под руку.
Ехали молча. Я пыталась было шутить, но шутки мои разбивались о могильное молчание Марстена. Дарвальд (то есть отныне госпожа Валь), тоже помалкивал, ерзая в седле и кусая губы. Я уж подумала, будто он отсидел себе что-нибудь неудобосказуемое, но причина оказалась куда более нетривиальной. На первом же привале Дарвальд утащил меня в кусты, запретив Марстену соваться туда под страхом немедленного убиения страшной смертью, и задал один вопрос… В результате со мной сперва случилась натуральная истерика, а потом, когда я отсмеялась, вытерла слезы, извинилась перед бедолагой Дарвальдом и обрела способность рассуждать здраво, я поняла, что мне несказанно повезло. Дело в том, что Дарвальда по закону подлости в первый же день его пребывания в женском теле настигла извечная наша проблема… Ну что же… меня тоже волновал этот, прямо скажем, весьма интимный момент! А как прикажете обратиться с подобным к двоим мужикам?! Теперь же, когда один из них прочувствовал все прелести женского житья-бытья на собственной шкуре, достаточно будет намека! Думаю, Дарвальд никогда этого не забудет…
— И что, постоянно — вот так?! — спросил он меня трагическим шепотом, краснея выше бровей. Брови — умереть и не встать, мне никогда в жизни так ровно не выщипать, а у него они сами так растут!
— До старости, — утешила я. — Ну не всем же порхать, как вам, мужчинам!
— Скажешь Марстену… — начал было Дарвальд, но я перебила:
— Совсем за дуру меня не держи! Я — могила!
В самом деле, давать Марстену лишний повод для издевательств над приятелем я не собиралась, Дарвальду и так доставалось…
Мы выбрались из зарослей с таким видом, будто всего лишь обсуждали там последние веяния моды, и поинтересовались, что там Марстен приготовил вкусненького. А поскольку «вкусненьким» назвать стряпню Марстена может только очень голодный человек, и он об этом прекрасно знает, то… словом, Марстен снова обиделся.
Обижался он довольно долго, до тех пор, пока лес не начал редеть. Впереди показались приземистые домишки, почти такие же, как мы оставили позади пару дней назад.
— Вон тот — трактир, — безошибочно определил Марстен и направил коня к бревенчатому дому в целых два этажа, над воротами которого болталась маловразумительная вывеска. На ней была изображена огромная ложка — это я поняла, а вот что именно этой ложкой предполагалось есть, так и осталось для меня загадкой.
Я оказалась права — на Дарвальда, ехавшего с самым надменным видом, на который он только был способен (а способен он на многое!), выворачивали шеи все: от сопливых мальчишек до седых старцев.
Эта деревенька была побольше первой и вполне заслуживала названия «поселок городского типа». Нам навстречу попалось даже несколько местных рыцарей, их легко было отличить от обычного люда по рукоятям мечей, торчащих у кого на бедре, у кого из-за плеча.
Мечи, даже на мой дилетантский взгляд, не шли ни в какое сравнение с Марстеновым (он заблаговременно извлек его на свет Божий и повесил за спину), а потому владельцы их даже не пытались задираться или приставать к нам. Но исподтишка пялились на Дарвальда так, что чуть из седел не падали!
— Я бы не сказал, что мне льстит такое повышенное внимание, — негромко сказал Дарвальд, когда нашу компанию опять обозрели в установленном порядке: сперва Дарвальд, затем рукоять меча Марстена, сам Марстен, лошади и, наконец, я.