— Вот поэтому я попросил тебя остаться. Ты, по-прежнему, не любишь моря?
— Почему, море я люблю. Лежа на песке пляжа, в ясную солнечную погоду. И путешествовать по нему я предпочитаю на круизном лайнере в качестве пассажира.
— Я не это имел в виду.
— Владимир Михайлович, я поступил в училище только в силу обстоятельств.
— Типичная жертва традиции? Кем же ты хочешь стать?
— Военным историком.
— Военным историком? А скажи-ка мне, сколько у тебя в роду было моряков?
— Со времен наваринского боя все мужчины.
— Вот видишь, какое у тебя богатое прошлое. Чем тебе не история — история в лицах. Миша вздохнул:
— Вы говорите точно как мой дед.
— Твой дед?
— Коконов задумался.- А знаешь, я ведь служил под началом твоего деда?
— Знаю, он мне рассказывал.
— Как же он меня запомнил? — удивился капитан. — Таких новобранцев как я у него много было. Но скажи мне, если ты не хочешь быть моряком, зачем согласился участвовать в конкурсе?
— Кто ж от такого откажется? — искренне удивился Миша. И, немного подумав, честно добавил.
— Еще интересно стало. Я с самого детства слышал про морские путешествия, дальние страны. И мне всегда хотелось их посетить.
— Вот! — чему-то обрадовался Владимир Михайлович. — Значит, море тебе все же не безразлично?
— Не совсем, — вынужден был признать Миша.
— Это я от тебя и хотел услышать. И, раз услышал, значит, ты не совсем безнадежен. Было бы жаль, если такая славная семейная традиция прервалась.
— Вы все о традиции думаете. И никто не думает обо мне. Не прервется она, — обиделся Миша.
— Да о тебе мы и думаем.
— Да о тебе мы и думаем. Тебе же самому потом плохо было бы. Поэтому я хочу чтобы ты победил и познал себя в плаванье.
— Вы считаете, что после путешествия я переменю свое отношение к профессии?
— Не знаю, но уверен в одном — это путешествие многое изменит в твоей жизни.
— Как вы можете быть в этом уверены, Владимир Михайлович?
— Потому что я тоже когда-то был молодым и помню свой первый морской поход. И еще я верю в тебя.
— Для начала мне нужно пройти конкурс.
— Я же сказал, что верю в тебя. Миша удивился той вере, которую сам не испытывал. Но чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что обязан победить. Победить не ради кого-нибудь, а ради себя. Поэтому он ответил:
— Сделаю все что смогу.
— У тебя же светлая голова. Ты больше всех в училище языков знаешь. Кстати, сколько ты их знаешь?
— Свободно говорю на английском, французском, хуже знаю испанский и немецкий, понимаю, но не говорю на итальянском.
— Вот видишь, оказывается ты и без знаменитых предков что-то можешь, засмеялся Владимир Михайлович.
— Я и не утверждал обратного.
— Миша, кажется, обиделся.
— Вот и хорошо. Значит, пройдешь отбор Поняв, что капитан закончил, Миша встал:
— Разрешите идти?
— До свиданья Миша, — капитан тоже встал.
— Кстати, вы там извинитесь перед Элеонорой Викторовной.
— Хорошо, Владимир Михайлович. Кононов еще некоторое время смотрел на закрытую дверь.
— Он справится, — прошептал он. Затем решительно нажал кнопку селектора. Людочка, будьте добры, позовите ко мне Ларина Святослава Валентиновича… Да, да, второй кандидат от нашего училища… Спасибо. Капитан отключил селектор и стал ждать.
Глава 2
Наташа Свиридова шла по мощеной аллее сквера в Кронштадте провожаемая удивленными, часто слегка шокируемыми взглядами. Но она на них не обращала внимания, к подобным взглядам Наташа уже привыкла за пять лет учебы в кадетском корпусе, когда в увольнительной, в отглаженной форме кадета, ходила по городу. Сегодня был для нее особый день. Когда она, восьмилетней девчонкой, подала заявление на поступление в училище, никто, даже ее родители, не верил что ее допустят хотя бы до экзаменов, а уж о поступлении и речи не шло. Откуда у Наташи появилась эта всепоглощающая страсть к морю она, пожалуй, не знала и сама. На уговоры не реагировала, а все сообщения о том, что девочек в училище не принимают, пропускала мимо ушей. Как и следовало ожидать, ее заявление даже не приняли к рассмотрению. Тогда, больше от отчаяния и детской веры, она написала письмо на имя главкома ВМФ. Скорее всего, детское письмо заинтересовало секретарей или его показали главкому ради шутки, но как бы то ни было, его прочитали. Адмирал Денисов сам наложил резолюцию: «Если женщины служили на кораблях в войну, почему бы им не служить сейчас? Бабы уже служат в десанте, пролезут и на флот, не сейчас так позже. Принять заявление. Выдержит учебу — хорошо, не выдержит — тоже неплохо». Наташа об этом не знала, но предложение поступить в училище ей сделали. Экзамен, на удивление всем, она сдала с блеском и, таким образом, стала первой девочкой поступившей в училище. Скидок ей не делали, скорее наоборот, нагружали специально, в надежде, что она не выдержит и уйдет. Она выдержала и стала лучшим курсантом училища. Чего ей это стоило, вспоминать не хотелось. Были и слезы под подушкой и часы отчаяния, когда казалось, что у нее уже не хватает ни на что сил. Постепенно отношение к ней менялось, всем стало ясно, что учеба в кадетском училище не прихоть, а самая настоящая страсть к морю, хотя своей она так и не стала.
Наташа тряхнула головой.
— Хватит! — вспоминать о тяжелом не хотелось. В числе лучших курсантов она была выдвинута кандидатом в экипаж «Дианы». Это был ее звездный час. Тогда, в декабре, на следующий день после объявления, Наташу вызвал к себе начальник училища Ложинов. Она вошла в кабинет, отдала честь и встала по стойке смирно.