— На этот раз мы справились и вчетвером, — с ноткой обреченности пошутил Сашка.
— С чем вас и поздравляю. Я всегда считал, что заводилой всех подобных глупостей служит Марычев. Оказалось ошибся. Но объясните, чем вам Элеонора Викторовна не угодила? Поскольку идея ловушки принадлежала ему, Миша счел своим долгом взять объяснения на себя:
— Да мы даже не знали что она там. И совершенно не представляем, зачем она в мастерские пришла.
— Испортила вам весь сюрприз? — усмехнулся Владимир Михайлович.
— Испортила вам весь сюрприз? — усмехнулся Владимир Михайлович. Курсанты виновато промолчали.
— Кстати о платье. Вы хоть представляете, сколько это платье может стоить?
— Представляем, — ответил Марат, но на него не обратили внимания.
— Продолжай Касатонов. Если не Элеонору Викторовну, то кого же вы там ждали? Миша, понимая, что правда, все равно, станет известна, честно ответил:
— Марычева.
— Так и знал, что без Марычева не обошлось! — неожиданно крикнул капитан и стукнул кулаком по столу.
Толи от удара, толи от ветра, поднятым могучим басом, ваза, стоявшая на столе, покачнулась и упала. Во вратарском прыжке Марат успел перехватить ее у самого пола.
— Возьмите Владимир Михайлович.
— Э — э, спасибо, — капитан, смущенно повертев в руках спасенную вазу, водрузил ее на место.
— Здесь все такое не прочное.
— Ребята переглянулись. Любому, кто впервые встречался с капитаном, он казался очень суровым человеком, а его голос нагонял дрожь. Но, в действительности, его характер был очень мягким. Однако было бы большой ошибкой принять мягкость за бесхарактерность. Друзья же, частые гости этого кабинета, (как самые активные участники ловушечной войны) хорошо изучили характер Кононова и видели, что гроза миновала.
— За что же вы своего товарища хотели искупать, да еще с опилками?
— Опилки были уже импровизацией, — сказал Марат.
— Ну надо же! — притворно восхитился Кононов. — Какие же вы молодцы! Сымпровизировали! За какие же грехи Марычева вы такое ему наимпровизировали?
Но говорить о зубной пасте в туфлях было бы явным доносом, поэтому все промолчали. Капитан, кажется, понял, потому что на ответе настаивать не стал. Неожиданно дверь распахнулась, в кабинет влетел еще один кадет, вытянулся по стойке смирно и отрапортовал:
— Товарищ начальник кадетского училища, курсант Марычев для получения наказания прибыл!
Капитан, с тайной радостью, посмотрел на Витьку — оболтус, но ведь не оставил товарищей, пришел, а мог отсидеться, друзья его не выдали бы и он это знает.
— И какое же наказание вы планируете получить, Марычев? Мне кажется, я вас не вызывал?
— Так ведь Элке, ой простите, Элеоноре Викторовне из-за меня досталось, точнее вместо меня.
— За что же вас так друзья любят?
Витька вздохнул:
— Наверное, за пасту.
Владимир Михайлович почувствовал как его брови, вопреки желанию, поползли вверх.
— Какой пасты?
— Зубной.
— Нельзя ли подробнее?
Витька рассказал…. Миша дополнил рассказ в той части, которая касалась его.
— Понять я вас могу. В детстве я и сам был не без греха. Однако мы старались избежать жертв среди мирного населения, — заметил капитан после окончания рассказа.
— Мы тоже старались, — брякнул Сашка, чем заслужил сердитые взгляды товарищей.
— Это не извиняет вас за совершенное. Касатонов, Ахметов, Кузнецов, Стуков — три наряда вне очереди и дополнительные занятия в классе.
— Есть три наряда и дополнительные занятия в классе! — четко ответили курсанты.
— Марычев — за начало военных действий два наряда вне очереди и дополнительные занятия.
— Есть!
— Вопросы?
— Вопросов нет, товарищ начальник училища.
— Тогда все кроме Касатонова свободны.
— Тогда все кроме Касатонова свободны. Друзья, двинувшиеся было к выходу, задержались.
— Идите, идите. С Мишей я хочу поговорить не о наказание. Это мы уже обсудили, и добавить нечего.
Дождавшись, когда за курсантами закроется дверь, Владимир Михайлович повернулся к Мише:
— Вольно Миша, — и указывая на стул, предложил, — присаживайся. Капитан взял лежащую перед ним какую-ту бумагу и протянул ее через стол:
— Читай. Миша просмотрел и отложил.
— Значит теперь я официальный кандидат в экипаж «Дианы».
— О твоем выдвижении от нашего училища мы говорили еще в декабре сразу после сбора. Эта же бумага простая формальность.
— И вы надеетесь, что я пройду отбор?
— На тебя у меня главная надежда. Поэтому с тобой я и поговорил первым, а вот со вторым я очень долго колебался. В училище много хороших учеников и выбирать из них одного трудно.
— Но ведь я не самый лучший, почему же вы сразу выбрали мня?
— У тебя есть…, как бы сказать, жилка.
— Вы имеете в виду моих предков? — подозрительно спросил Миша.
— Предков? Нет, не их. Уж ты то хорошо знаешь, что не из-за каких родословных я не буду ни кого выделять. Для меня имеют значения только личные качества кадетов. Я имел в виду твою гордость — не глупую гордость, которой с избытком хватает у многих, а настоящую.
— Вот уж не думал, — искренне удивился Миша.
— Да. Ты вовсе не тот спокойный и безвольный человек, каким стараешься показаться. Ты на многое способен. Не надо себя недооценивать.
— Только не выбрать профессию самостоятельно.