— Ладно, дальше, так дальше. Второе. Старик поднял на уши всю Лукьяновку. Бегство, стрельба. Возможно, среди бандюков жертвы есть… Думаете, они это так оставят? Как нагрянут к «курорту» разбираться…
— Пусть это тебя волнует меньше всего. Не нагрянут. Далеко и сложно. -ответил Старик. -Но самое главное — у бандитов и прежде были крупные трения с амазонками, а теперь, полагаю, даже по родной Лукьяновке им придётся передвигаться только ползком и в бронежилетах. Нет, уголовникам будет не до походов возмездия на «курорт». Дальше.
— Третье. Как мы без Стрелка доберёмся до Черново?
— По шоссе. Мы с Ташкентом помним дорогу. -сказал Тихоня, -Ходили уже носильщиками. Ну, и Старик карту может нарисовать. Пройдем не торопясь, осторожно. А если мутанты прижмут по дороге — отобьёмся.
— Оптимисты. -с отвращением заметил Ушастый. -Супермены. Проводники хреновы.
— Есть еще «четвёртое». -заметил из угла Самовар, до сих пор молчавший и подбрасывавший ветки в печурку. -Я правильно понял — там на балконе два трупа? Один — Стрелок. А другой?
— Кузнец. -с прежней безмятежностью ответил Старик.
— Ёлки-моталки! -ахнул Ушастый, -час от часу не легче! Да теперь за это другие Кузнецы всех нас порешат, у них же оружия и боеприпасов не меряно!
И тут Старик не выдержал. Он стукнул железной кружкой о перевёрнутый ящик, служивший столом, так, что мятный отвар расплескался.
— Вы что, притворяетесь, или так до сих пор ничего не сообразили? -зашипел он, -Нет никаких «других» Кузнецов! Был один-единственный и того теперь… И вообще, хватит рассиживаться, собирайтесь. Пойдём в поликлинику, кое-что показать надо. Там, кстати, и заночуем.
— Спятил? -побагровел Глюк. -Чего несешь-то? Как это — в поликлинику?
— А я Старику отчего-то верю. -неожиданно сказал Самовар. -Давайте, снаряжайтесь, парни.
Тихоня и Ташкент засуетились, набивая вещмешки.
— Добро. -медленно сказал Глюк. -Рискнём, хотя всё это мне не нравится. То есть совсем.
Территория бывшего СССР Сибирь Усть-Хамский район Хамской области Аномальная Зона внеземного происхождения Гремячье 20 часов 05 минут 6 августа 2007 г.
Старик, Тихоня, Ташкент, Глюк, Бобёр, Ушастый, Самовар
Они поднялись по старым, выщербленным ступеням, местами поросшим густым пыреем. К крыльцу пришлось пробираться через невысокую, но трудно преодолимую баррикаду. Окна первого этажа были заложены кирпичом, в промежутки между которым тщательно укладывали торчащие осколки стекла и острые металлические штыри. За небрежно обитой листами толстого железа дверью слышался слабый металлический лязг, глухие стуки, скрежет.
— Работают. -не то спросил, не то заключил Ушастый. Старик даже не удостоил его взглядом. Он рассматривал суриковую надпись на стене: «Не лезьте! Стучите! Стоят растяжки! Пострадавшим по глупости не помогаем!».
— Закрыто изнутри. -сказал он. -До окна третьего этажа трудно добраться. Как быть? Кто-нибудь сможет влезть и спустить веревку?
— Я. -буркнул Самовар. Он обвязал обломок кирпича капроновым канатом и велел Ташкенту швырять камень в окно.
— А вот почему я всегда с веревкой, знаете? -говорил Самовар. -С тех самых пор, как меня нелёгкая в одиночку понесла в Лебедевку. Ну, дошел я до тамошнего кирпичного цеха, решил осмотреться. Вижу — котельная с трубой. Вот, зашёл чинно-благородно, гляжу будто бы всё в норме — пыль ровная, следов нет. Забрался в топку, пополз: там лесенка была внутри трубы. Заурядно как-то лез, даже в копоти не испачкался — вся сажа окаменела… Добрался до края, выглянул со всеми предосторожностями. Лепота! Лебедевка как на ладони и Черново чуть-чуть видно! Бинокль вытащил, наблюдаю…
Эй-эй, Ташкент, ты того… осторожнее булыгой размахивай-ка, по макушке нам не засвети.
Ну так вот, намерился уже, стало быть, вниз сползать, да осенило: на горизонты смотрю, а что под самым носом делается, не глянул! Опёрся на край, смотрю вниз, налево-направо… Ух, ты ж, ё-моё! Чуть не влип! По заводской площадке кто-то мохнатенький на четвереньках прохаживается! Слава богу, что меня не заметил. Ну, вижу, влепить ему нельзя — «калаш» за спину закинут, труба узкая совсем, не развернуться. «Форт», конечно, под мышкой да толку от хлопушки никакого: до мутанта метров двадцать, ясно, что не попаду — и всё, хана котёнку. Висю, размышляю, чувствую, как руки-ноги затекают. А мутант, словно собака, стал передними лапами рыть в куче мусора. Да шустро так — только хлам по сторонам разлетался. Куски шифера, кирпичи, гнилушки, бутылки битые… А потом вдруг столбиком встал и замер. Гляжу, а мусор в той куче шевелиться стал. Сам по себе! Мохнатенький быстренько отпрыгнул, опять шлёпнулся на четвереньки, лапами передними по земле мелко-мелко заколотил… Тут мусор закрутился вихрем, над двором воронка поднялась. Да ка-ак брызнуло из неё хламом во все стороны! Битые бутылки о бетонный забор в порошок измельчило. А мохнатенький попрыгал по площадке пару минут, пошевелил конечностями, развернулся, и в цех, не торопясь, наладился. Я наверху чуть ума не лишился. «Ну, вас с такими хохмами! -думаю, -Хорошо в гостях, а домой пора». И тут вдруг, чую, дымком повеяло. А там и жарить стало. Огонь кто-то в печи развёл, и главное — непонятно из чего! Ну, всё, времечко вышло, воздуху не хватает. Выкарабкался я на самый краешек трубы. Сижу, ножки свесил, высоко, ни страховки тебе, ни чего другого, голова кружится, задницу железный ободок режет. Дым всё сильнее глаза жрёт, дышать нечем, короче, линять надо экстренно! Я с собой нейлоновый альпинистский канат таскал на всякий пожарный случай… точно, что пожарный… сорок метров у Борова сменял. Так вот, сложил веревку пополам, как мог на громоотводе трубы завязал, ладони тряпками обмотал, чтоб не обжечь, да и скользнул вниз. В башке одно зудит: только б не сорваться! Бог миловал, но, ясно, по закону подлости до земли метра на три шнура не хватило. Ну, что делать — я и ухнул! Повезло, кости остались целы. Но харю расцарапал плюс ногу растянул! Однако, и с растянутой дёрнул с площадки так, что олимпийский рекорд точно мой был бы.