— Что, мужик, буквы знакомые узнаешь?
«Вот дьявол, — подумал Андрей, взглянув на него. — Как это получается? Сопляк же совсем, лет шестнадцати, не больше. А уже такая гниль из него сочится, такая ненависть ко всему окружающему миру. Почему? Где он этого набрался и что заставило его стать таким. Родители? Друзья? Что именно?»
— Э, ты что, язык проглотил? — лениво процедил парень.
Два других, бросив размахивать руками, уже стояли рядом с ним. На лицах у них было какое-то тупое, без малейшего проблеска разума веселье.
Андрей аккуратно положил книгу в сумку и неторопливо встал.
— Парень, ты у меня сейчас не только собственный язык проглотишь. Ты у меня сейчас сожрешь обшивку с этого сиденья и потом два месяца запорами будешь мучаться. Дошло!
— Гля, борзой! — протянул другой подросток, с длинным, сплошь покрытым прыщами лицом. — Ну, борзой.
«Неужели их придется бить?» — подумал Андрей, делая в их сторону шаг. Он уже знал, что сейчас врежет тому, что стоял в центре, ногой и, проскользнув между теми, кто стоит по бокам, ударит одновременно обоих локтями в животы.
Наверное, этого хватит. Если нет, то парни совсем глупые, а таких надо учить.
К счастью, инстинкт самосохранения у этих ребят работал.
— Ладно, че ты… че ты… и поговорить нельзя, — забормотал, отступая по проходу, тот, который начал с ним разговор.
Двое других тоже последовали его примеру. И сделали это довольно прытко. Андрей сел обратно на скамейку.
Внутри него было пусто. Словно эта неожиданная вспышка ярости сожгла что-то, забрала с собой наполнявшее только что его душу ощущение счастья.
«Нет, с этой страной что-то происходит, — подумал он. — Что-то не то. И это пока еще цветочки». Во времена его детства такое тоже встречалось. В детской компании каждый играет свою роль. Этот главный парень — гвоздь этот — умный, этот — козел отпущения, этот — гнилой. Гнилой. Да, именно. В каждой или почти в каждой компании такой был в наличии. С подленькой улыбкой, жадными глазками, из которых, казалось, постоянно сочился гной, и неистощимой способностью делать гадости. Но один, обязательно один. Теперь же такой гнилой чуть ли не каждый второй, третий. Они сбиваются в стаи, их слишком много. Что будет, когда они вырастут? Андрей не верил в то, что, повзрослев, такие становятся лучше. Просто они учатся притворяться хорошими, как бы натягивают маски. И эти маски им служат. Но внутри-то они остаются такими, как были. Что ждет страну, в которой лет через десять каждый второй, третий молодой мужчина, будет вот таким повзрослевшим гнилым? Он потер ладонью лоб. «Что-то тебя, брат, на философию потянуло. Что-то не о том ты думаешь». Объявили его остановку. Андрей повесил сумку на плечо и вышел на перрон. За секунду до того, как двери закрылись, один из подростков крикнул ему: — Эй ты, козел, мы еще встретимся! Ай эм фак ю. Понял? Двери с шипением закрылись. Радостное гоготанье сопляков унеслось вместе с вагоном. Андрей даже не обернулся. Он уже думал не об этом. Вообще время думать прошло. Надо было действовать. Поднявшись наверх, он снова оглянулся, хотя и понимал, что никакой слежки за ним быть не может. Да, все было чисто. Он купил в кассе пару телефонных жетончиков и прошел к аппаратам. Их было шесть или семь. Андрей выбрал тот, который был с самого края, и набрал нужный ему номер. Трубку подняли не сразу. Наконец в ней туго щелкнуло, и Андрей опустил жетончик. — Какого черта? — спросили в трубке. — Митяй, это я, — сказал Андрей. — Кто — я? — Господи, не узнал, что ли? — А, ты? Чего надо? Ночь на дворе. Рассказывай, да побыстрее. Я уже думал спать ложиться. — В такое время? — Да устал я, устал. Говори, чего надо. — Дело есть. — Серьезное дело? — На сто тысяч миллионов. — Ладно, приходи. Учти, любого другого я бы сейчас и она порог не пустил. Давай, черт с тобой, заваливай. Давно приехал? — Вчера. — Скоро будешь? — Минут через пять. — Ладно, уговорил. Уверенным пружинистым шагом он направился прочь от огромной светящейся буквы «М». Ему предстояло пройти не больше квартала. Он преодолел это расстояние за несколько минут. Потом был нужный ему дом, подъезд. Андрей набрал на коробочке домофона код. — Кто? — Я. — Проходи. Домофон все-таки хорошая штука. Подъезд, в который он вошел, был практически чистым, перед дверями квартир даже лежали небольшие коврики. Митяй уже ждал его, открыв дверь. Был он лысый, круглый, как колобок, но держался уверенно, можно сказать, даже внушительно. Года два назад Андрей выручил его из одного очень опасного дела. Оно вполне могло закончиться тем, что Митяй отправился бы на заплыв любого ближайшего водоема, причем на заплыв, при котором даже чемпион мира по плаванию сразу же пошел бы ко дну. Тяжко плавать, когда к ногам привязан бетонный блок килограммов в тридцать весом.
Тяжко плавать, когда к ногам привязан бетонный блок килограммов в тридцать весом. Они пожали друг другу руки. — Заходи, гость дорогой. — Конечно, зайду, — улыбнулся Андрей. Митяй закрыл за ним дверь. — Как поживаешь? — снимая куртку, спросил Андрей. Митя присвистнул. — Ага, с пушкой, значит, ходишь? — А как же? Время сейчас опасное, шпаны на улицах много. А человек я боязливый, хилый. Пистолет мне, понимаешь, уверенность придает. — Видел я, какой ты хилый, — проворчал Митяй. — Ладно, чего стоишь у двери? Проходи на кухню. Митяй достал из холодильника бутылку водки, тарелочку с мелко нарезанными огурчиками, пошарил на полке ниже, вытащил другую тарелочку, с сыром. Андрей уселся на стул и стал наблюдать за его манипуляциями. А тот все доставал и доставал. На столе уже появились банка с помидорами, полпалки колбасы, две граненые стопочки, хлеб, какой-то паштет, то ли рыбный, то ли мясной, вскрытая баночка икры, какая-то заграничная мура, похожая на холодец. — Ты что, полк собрался кормить? — спросил Андрей. — Нет, — ухмыльнулся Митяй, — человека, для которого двери моего дома все время открыты. — В надежде, что он обожрется и подохнет.