Все так же, шофером. Андрей снял однокомнатную квартиру и переселился в нее. А через неделю снова явился к Виктору. — Знаешь что, — сказал он, тщательно избегая глядеть ему в глаза. — Может, ты мне этого гада все же покажешь? Поглядеть мне на него хотелось бы. — Показать-то — покажу, — ответил Виктор. — Да только ты должен мне обещать что ни бросаться на него с кулаками, ни устраивать скандала не будешь. Глупо это и к добру не приведет. — Вот это я тебе обещать могу, — твердо сказал Андрей и наконец-то взглянул другу в глаза. И было в этих глазах что-то, что Виктор отвел свои первым. Посмотрел на часы и будничным тоном проговорил: — Поехали. По моим расчетам, он должен быть сейчас в одном месте. Где? Увидишь. И Андрей увидел. Обыкновенный магазинчик. Арбузы, дыни, яблоки и вечные бананы. Короче, захудалый овощной магазин, наполненный разнообразными, по большей части кислыми запахами, тщательно что-то выбиравшими старушками, средних лет женщинами с бледными, озабоченными лицами. Андрей и Виктор потолкались у прилавка, словно рассматривая ценники, перешли к корзинам с капустой и морковкой. — Ну? — напряженно спросил Андрей. — Да тише ты, — прошипел Виктор. — Делай вид, что выбираешь. Он сейчас появится, должен появиться. — А ты уверен? — Не был бы уверен, не привез бы… Он здесь в это время каждый день появляется. Проверяет. И точно, не прошло и пары минут, как из глубины магазина, со стороны служебных помещений, появились двое: высокая, дородная женщина в белом халате, видимо, заведующая, и низенький, худой, как четырнадцатилетний пацан, мужчина в дорогом костюме. — Этот, — шепнул Виктор. — Этот? — удивился Андрей. — Да тише ты. И не пялься так, гляди спокойно. — Не может быть, — прошептал Андрей. А сам уже знал, что может, что вот здесь, в паре метров, он, убийца Марины, стоит, скалит зубы, морщит худую мордашку с ненатуральной, словно бы приклеенной, жидкой бороденкой, щурит блудливые глазки и живет, живет… падла, а она уже там, откуда возврата нет. Они вывалились из магазина и сели в машину. — Ну, ты, брат, меня и напугал, — сказал Виктор. — Я думал, еще немного, и ты его прямо там, в магазине, голыми руками задушишь… — А надо бы… — пробормотал Андрей и, вытащив из кармана пачку сигарет, закурил. Они помолчали. — Слушай, — наконец сказал Андрей. — А вот пистолет ты достать можешь? Абсолютно новый, без номера. — Это зачем? — сделал вид, что не понимает, Виктор. — Надо. Для защиты. Сам понимаешь, на машине езжу. Всякое бывает. Вдруг шпана привяжется? Я ее и пугну. — А-а-а… Понятно. А ты глупостей не наделаешь? — Какие глупости? — ухмыльнулся Андрей. — Разве я похож на человека, который может наделать глупости? Виктор окинул его оценивающим взглядом и пробормотал: — Не похож. — Ну так как, достанешь? — Нет, — покачал головой Виктор. — Доставать я его тебе не буду. А вот адресок, где достать можно, дам и, что при этом нужно сказать, научу. — А мне большего и не надо, — сказал Андрей, поворачивая ключ в замке зажигания… Через несколько дней Андрей обзавелся пистолетом и привычкой раз в два-три дня в определенное время останавливать свою машину, не доезжая пары кварталов до одного овощного магазина, и неторопливым шагом, словно прогуливаясь, проходить мимо него. Возвращался он всегда окольными путями, чтобы не примелькаться… На этом, собственно, прелюдия и заканчивается.
Глава третья
В дверь купе постучали. — Да, да, войдите! — крикнул Андрей. Это была, конечно же, проводница. Она улыбалась. — Можно, стаканчик забрать? — Конечно, конечно. — Еще чего-нибудь? — А что вы можете предложить? Она захихикала. — Ну, много чего… — протянула она.
— В таком случае, мне «много чего». Сколько это будет стоить? Вот тут она стала серьезной. — А вам хочется? — Угу, — кивнул он. — Тогда попозже… попозже… Хорошо? Их глаза встретились. — Договорились. — А пока?.. — выжидательно посмотрела на него проводница. — Кофе… Кофе у вас есть? — Есть. Две тысячи. — Ну, так и принесите. — Через пять минут. Она вышла, усиленно покачивая бедрами. Андрей слегка побарабанил пальцами по столику, потом встал и пошел в тамбур. Там уже стояла какая-то парочка. Плюгавый мужичишка с рябой, словно на ней горох молотили, физиономией и расплывшаяся баба лет тридцати пяти, в обвислом, застиранном трико. Между затяжками они страстно, взасос целовались. Отвернувшись, Андрей прикурил сигарету и, неторопливо покуривая, стал вспоминать дальше.
Итак, на этом прелюдия кончилась. Он даже не знал, как зовут убийцу Марины. Собственно, это его и не сильно интересовало. Какая разница? И что это могло изменить? С момента, как Виктор показал Андрею того, кто был виновен в смерти Марины, что-то внутри у него в груди заледенело, словно бы там образовалась большая ледяная глыба. Он появлялся возле овощного магазина, словно отдавая какой-то долг, словно эти появления спасали его от того, чтобы этот лед не захватил все его тело, не съел душу, не превратил в ходячую ледышку. Иногда он видел того, кого должен был увидеть, иногда нет. Иногда ему удавалось поглядеть, как тот садился в машину, случалось, он видел лишь, как она уезжает. Но каждый раз, когда ему удавалось подойти к убийце достаточно близко, он знал: еще рано, еще не время, еще не сейчас. Мешало все: открытое место, близость магазина, из которого то и дело выходил народ, случайно как раз в этот момент проезжавший мимо милицейский «бобик». Время от времени он заглядывал к Виктору. Они пили пиво у него на кухне, и друг возмущался: — Ну, почему? Скажи, почему? Как получилось, что в этой стране какие-то люди оказались выше закона? Выше всего. Кто они, эти люди, которые обладают деньгами и могут растоптать кого угодно, безнаказанно совершить любое преступление и выйти сухими из воды лишь благодаря тому, что всегда найдется кто-то, кто захочет «взять на лапу». Закон для них не писан. Почему? Разве они умнее всех остальных? Нет. Тогда в чем же разница? Почему им можно все, почему они, не дрогнув, могут сделать с любым обыкновенным человеком все что угодно и не понести за это никакого наказания? В то же время, когда обыкновенный человек захочет поквитаться с ними за то, что они с ним сделали, уж тут-то господин закон будет тут как тут. И проявит оперативность и обязательно накажет. Нельзя. Я уже не говорю о том, что в первую очередь этим человеком займутся обыкновенные бандиты. Так чем же они заслужили эту избранность, эту безнаказанность? Уж не тем ли, что они более подлые, чем можно даже представить, не тем ли, что они могут сделать то, что обыкновенный человек попросту посовестится сделать даже своему заклятому врагу? — Может быть, и этим, — говорил Андрей, прихлебывая пиво. — Может быть, и так. — Нет, с ними надо бороться. Чтобы они хоть чего-то боялись. Только как это сделать? Приходить ночью с веревками и факелами? Не выйдет. Не та страна. Традиций линча у нас нет и не будет. Что же остается? Анонимность. Один мужчина с хорошей винтовкой приходит, делает свое дело и уходит. Кроме него, никто. За подлость, за беспредел. — Но, говорят, у них тоже есть какой-то закон. Что за беспредел они и сами наказывают. — И ты в это веришь? — усмехался Виктор. — Нет, брат, в этих их разборках прав оказывается в конечном итоге тот, кто сильнее, а, стало быть, способен на большую подлость. Нет, если бы у них было хоть подобие справедливости, они бы боялись хоть чего-то. А они не боятся, значит, справедливости в этих разборках тоже не бывает. Так они разговаривали и пили пиво. За окном стояла темнота и, чутко прислушиваясь к их словам, ждала.