Все видишь, все замечаешь. Не милиционером работаешь, случайно? — Упаси боже, — Андрей осторожно, чтобы не расплескать чай, принял у нее из рук подстаканник. — Милиционеры — они на службе. Какая же это свобода? Нет, к милиции я никакого отношения не имею. — Ну и хорошо, — промолвила Тома. — Не люблю я их. За что — не скажу, а не люблю, и все. С вас семьсот рублей. — Сейчас, — Андрей выудил из кармана тысячную бумажку и вручил ее проводнице. — Сдачи не надо. — Ох, ох, какие мы важные, — теперь уже откровенно засмеялась она. — А все-таки, где ты работаешь? — Не скажу. Ни за что. И не проси. — Андрей ей слегка подмигнул. — Вот приходи в купе поговорить, может, и узнаешь. — Ой, ты хитрый, — махнула Тома рукой. — Знаю я эти приглашения. И вообще… ты к уголовному миру, случайно, отношения не имеешь? Кажется мне, что имеешь. — Ну, тут ты ошиблась, — улыбнулся Андрей. — Абсолютно никакого. Ну, погляди на меня внимательно, какой я уголовник? Тома быстро окинула его взглядом и сказала: — Да, не похож. Хотя, что-то есть… Что-то такое… А? — Ни сном, ни духом. Честное слово. Ну так как, придешь? — Да некогда мне, — уже серьезно сказала она. — Тут контролеры рыскают. Не знаю, может быть потом… — Заходи, я буду ждать, — еще раз пригласил Андрей. Проводница хихикнула и проворно, как мышка в норе, скрылась в своем купе. А Андрей осторожно, стараясь не расплескать чай, пошел в свое. Вагон ощутимо болтало.
Глава вторая
Он вошел в купе, поставил на откидной столик стакан с чаем и, закрыв за собой дверь, уселся на свое место. После этого раздвинул занавески на окне пошире и задумчиво отхлебнул из стакана.
«Итак, проводница, — подумал он. — Так ли все просто и случайно и так ли безобиден этот с ней разговор? Каталы наподобие Миши и Юры, как правило, действуют, заручившись поддержкой проводника. Без этого им туго. Конечно, если каталы засыплются по-крупному, то он сделает вид что первый раз в жизни их видит. Если же все пройдет гладко, без сучка, без задоринки, то он получит некоторое количество денег. Так что, получается, я лишил эту проводницу довольно приличного приработка. А после этого дал ей на чай триста рублей. Забавно! Она, наверное, посчитала это тонким издевательством… Или не посчитала».
Он снова отхлебнул из стакана.
Ему было приятно вот так сидеть в купе одному и пить чай, собственно, не думая ни о чем. Вот когда он приедет в Москву, там ему придется обдумывать любую мелочь и рассчитывать каждый шаг. Но это будет еще нескоро… Завтра. А сегодня пока пустое купе, вечер и одиночество.
Что еще нужно для полного умиротворения?
Прежде чем лечь спать, не забыть закрыть дверь на защелку. От непрошеных гостей.
А за окном проносившийся мимо лес уже тонул в темноте, пока только захватившей его. Ничего, через полчаса она воцарится окончательно и тогда придет ночь.
Что дальше? Допить чай, тупо завалиться на полку и продрыхнуть до самой Белокаменной? Конечно, это было бы самым разумным, но не хотелось. Потому, что завтра уже это ощущение свободы кончится. Начнется работа. А сейчас… неплохо бы развеяться.
Как? А проводница?
«Да ты спятил, — сказал он себе. — Самое худшее, что ты мог придумать, это завязать интрижку с проводницей. Тебе сейчас надо доехать до Москвы без всяких происшествий. Незаметно, незаметно. Слившись с толпой. И, уж во всяком случае, никоим образом не обращать на себя внимание проводниц. Если кто-то захочет установить твой маршрут, неважно кто, то проводница может оказаться тем человеком, который вспомнит, где ты сел.
А стало быть, тот, кто ее расспросит, сможет определить где твое убежище, где ты на самом деле живешь».
Это было правильно, это было разумно. Вот только он уже знал, что зову рассудка в данном случае он не последует. А, кроме того, эта проводница его и так запомнила. Уже. Так какая разница, если она запомнит его чуточку лучше?
Андрей мысленно себе подмигнул.
Все правильно. Охотник на тропе войны. Вот только не сейчас, немного погодя, часика через три, когда другие пассажиры немного подуспокоятся.
Он допил чай и стал смотреть в окно. Темнело просто катастрофически быстро. Теперь мелькавшие за окном деревья и крохотные разъезды, как правило, состоящие всего из нескольких домиков, казались всего лишь призраками настоящих деревьев и домов. Словно там, за окном, был экран телевизора и кто-то уменьшил яркость почти до минимума.
В коридоре то и дело слышались шаги, неясные возгласы. Наступило время, когда большинство пассажиров вагона, вдруг оживившись, заторопились либо в туалет, либо за чаем, либо в тамбур — покурить. Через полчаса они сядут ужинать. Вытащат завернутых в газету, похожих на хорошо разрисованные муляжи из анатомического кабинета вареных куриц, неизменную колбасу, соленые огурчики, сплющившиеся, жирные пирожки. И будут их поглощать. И будут от этого счастливы. Потому что будут делать то, что нужно, в нужное время и в нужном месте. И в этом для них смысл жизни.
«И поэтому бог с ними, со всеми. Не стоит об этом думать, — сказал себе Андрей. — Это их жизнь, и мне до них нет никакого дела. Совершенно никакого. Лишь бы они меня не трогали. А уж я их не трону, это точно. Мне это ни к чему».