Конечно, Маме. — Прекрасно. Ты на верном пути. А теперь хорошенько подумай, что бы ты стал делать, если бы тебе захотелось позарез узнать мои координаты? Учти, с какой стороны я приеду в Москву, ты не знаешь. И вообще ты не уверен, что я не коренной москвич. Где бы ты устроил засаду, целью которой является выяснение моей личности? Виктор ударил кулаком о ладонь. — Да, ты прав. Это Мама. Теперь она считает, что вычислила тебя и, стало быть, я остался перед ней без прикрытия. — Вот именно. Андрей закурил новую сигарету. — Но ведь на самом-то деле она этого не знает. Паспорт же был фальшивым. — Правильно. Только ты забыл учесть, что она этого тоже не знает. Конкретно, в данный момент она наверняка думает, что мы у нее в руках. И действовать будет соответственно. — И что теперь делать? — спросил Виктор. Андрей пожал плечами. — Как говорил наш физрук в школе: «Снимать штаны и бегать». Не знаю. Они помолчали. Наконец Наумов сказал: — Послушай, может быть, не будем браться за это странное задание? Приедем сейчас к Маме и скажем, что это дело в данный момент не для нас, что мы чувствуем себя не в форме и решили от него отказаться. Пусть его делают мальчики Мамы. Виктор покачал головой. — Нет, это не выход. Она сдаст нас в следующий раз. Не можем же мы отказываться от всех заданий подряд! Не проще ли тогда покончить с этим гнилым занятием вовсе? Повеселились, и хватит. Найдем более цивилизованный способ зарабатывать деньги. И все. И баста. Андрей бросил на друга иронический взгляд. — В итоге у нас отрастут крылышки. Мы, благодаря, им воспарим в поднебесные сферы и больше никогда-никогда не столкнемся с суровой действительностью этой страны? Бред. Старик, мы живем в уголовном государстве, то есть в государстве, где преступниками является добрая часть населения, а те, кто ими не является, частенько сами об этом не подозревая, живут по уголовным законам, согласно уголовной психологии. Мы живем в стране, где мерилом справедливости и чести является кулак, и отличаемся от многих и многих так называемых честных людей только тем, что можем сами себе не врать. Поскольку четко представляем, чем зарабатываем на хлеб. Между прочим, на хлеб с маслом. И вообще что ты умеешь делать, кроме как убивать себе подобных? Причем тех, от ухода которых государство, а значит, и народ ничего не теряет? Виктор почесал затылок и широко улыбнулся. — Нет, старик, ничего. — Тогда хорошенько подумай над тем, что мы будем делать дальше. А я подожду. Думай, думай. Как скажешь, так и будет. Если ты решишь, что мы завязываем, то так и будет. Если нет, тогда предлагай какое-то решение. — Хорошо. Виктор кивнул. Глаза его сузились, губы едва заметно шевельнулись. Сейчас он здорово напоминал бухгалтера, который пытается в уме свести какой-то очередной баланс. Чтобы не мешать, Андрей вышел из машины, прошелся по переулку, глубоко, всей грудью, вдыхая пропахший пылью и плесенью запах. Облезлая кошка перешла к следующей куче, через минуту откопала в ней полупротухший кусок рыбы и, с урчаньем вцепившись в него, стала есть. Андрей прислонился к ободранной стене и стал ждать. Наконец дверца машины хлопнула. Виктор подошел к нему и, едва слышно напевая какую-то мелодию, стал покачиваться с пяток на носки. — Ну? — спросил Андрей. — Решил, — как можно безразличнее ответил Виктор. — И?.. — Да ладно, чего ты… — Дегин хлопнул его по плечу. — Надулся, как бука! Мы едем! — К Маме? — Ага! — Почему ты так решил? — Почему? — Виктор усмехнулся. — В древнем японском труде «Сокрытые в листве», на котором воспитывались самураи, говорится: «Те, кто держится за жизнь, умирают, а те, кто не боится смерти, живут». — Ну это как-то туманно, — проворчал Андрей. — Хорошо, могу и более конкретно, — сказал Дегин. — Все очень просто. Ты прав в одном — мы такие, какие есть, и изменить себя уже не сможем.
— Все очень просто. Ты прав в одном — мы такие, какие есть, и изменить себя уже не сможем. Нам нравится то, что мы делаем, потому что мы в этом деле профессионалы. А штучки Мамы… Думаю, это просто очередной жизненный ухаб. Либо мы вырулим, либо завалимся в кювет. Если мы сдадимся, то завалимся обязательно. Думаешь, Мама позволит нам завязать? Сомневаюсь. Слишком уж многое мы знаем. Поэтому единственным выходом является принять ее заказ и попытаться вырулить. Может быть, то, что он выездной, даже лучше. — Ну конечно, — сказал Андрей. — Это несомненно лучше. В городишке, в который мы поедем, нам придется столкнуться с совершенно неизвестными людьми. Но ведь и они не будут знать, что мы из себя представляем. Игра почти на равных. — Ну да, — проворчал Виктор. — Если не считать, что нас двое, а их будет наверняка несколько десятков. — Так это же лучше. Когда тебя пытается отлупить целая куча врагов, они обязательно будут друг другу мешать. Наша задача отбиться от них и не дать себя подставить. Действовать придется по обстоятельствам. Они бок о бок пошли к машине. — Стало быть, мы принимаем бой? — еще раз спросил Андрей. — Принимаем, — подтвердит Виктор. В глазах у него загорелись мрачные огоньки. — И думаю, тем, кому Мама попытается нас сдать, может и не поздоровиться. Они сели в машину и захлопнули дверцы. — И все-таки это чистой воды бред, — пробормотал Виктор, запуская мотор. — Думаешь, у нас есть какой-то другой выход? — серьезно спросил Андрей. — Думаю, нет. — И ты прав. Тем более, что потом, когда мы вернемся, Мама трижды подумает, прежде чем повторить этот фокус еще раз. — Я думаю, она может все же проверить данные твоего паспорта. И довольно скоро убедится, что такого гражданина, как Петр Трифонович Хмылев, в городе Астрахани просто не существует. — Правильно. А проверить она это должна. Не будь она Мамой, — согласился Андрей. Машина медленно выезжала из переулка. Андрей откинулся поудобнее на спинку сиденья и сказал: — Ну-ка, вспомни еще что-нибудь из той японской книги. — А что, и вспомню. — Виктор задорно ухмыльнулся. — «Путь воина — означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведет к смерти!» Андрей пожал плечами. — И все-таки все эти японские самураи были слегка чокнутые. — Точно, — согласился Виктор. — Именно поэтому они так дорожили своей независимостью.