— Вы хотите напугать поверившего вам пашу?
— Нет, — мотнул головой монах. — Я хочу его предупредить, что на пути на север могут встретиться самые неожиданные… друзья. И он может оказаться лишним, а сипахи — под стенами Венеции. Вы меня понимаете, уважаемый Кароки-мурза? Как раз я предпочел бы воинскую славу отважного паши всем успехам некоего трансильванского воеводы.
— Угу, — усвоил предупреждение Кароки-мурза. — И когда Баторий предполагает начать свой поход?
— Насколько мне известно, он просил у своего благодетеля пять лет для собирания сил.
Хозяин дома, забыв про одышку, весело рассмеялся:
— Какой лентяй! Молодой хан, о котором мы сегодня говорили, сможет начать наступление ближайшим летом после своего назначения.
И не остановится, пока не сядет на царский трон в главном дворце Москвы.
— Что же, я очень рад вашей уверенности, уважаемый Кароки-мурза, — поднялся гость и протянул османскому наместнику свои четки. — Примите этот скромный подарок, дорогой единоверец . Поверьте, подобные четки встречаются очень редко. И если вы увидите их у кого-то еще, то… То может быть, это буду я. И большое вам спасибо за кофе.
— Кофе! — спохватился хозяин. — Сейчас…
— Ни к чему, уважаемый Кароки-мурза, — остановил его гость. — Беседа с вами доставила мне куда большее удовольствие, нежели любое возможное угощение. И… и не нужно вам будущим летом покидать этот прекрасный полуостров. Честное слово.
Глава 4. ФИРМАН
Боевая галера османской империи: черная, низкобортная, узкая и длинная — двадцать весел с каждой стороны, шесть хищно смотрящих вперед крупнокалиберных бомбард на носу, над окованным железом тараном — прошла через узкое, с поворотом, горнило бухты, осторожно обогнула две торчащие из воды обугленные мачты и нацелились тараном на скальный отвесный берег порта. Деревянные лопасти, последний раз ударив по воде, поднялись в воздух, замерли, роняя на спокойную гладь жемчужные капли, после чего весла с грохотом втянулись в отверстия на бортах.
Галера тем не менее продолжала двигаться вперед, постепенно теряя скорость. Рулевой с силой навалился на кормовое весло, не столько поворачивая, сколько гребя им, ускоряя поворот — и вот уже судно повернулось боком к причалу, каковым после пожара стала служить сама скала, отвесно обрывающаяся глубоко в воду, и очень медленно накатывается на нее. Полуобнаженные моряки торопливо выбросили за борт несколько деревянных чурбаков на длинных веревках, не давая корпусу ободраться о камень, выпрыгнули на берег, торопливо разматывая веревки.
С грохотом упали на берег сходни, двое одетых в рубахи и шаровары слуг вывели по толстым доскам тонконого вороного жеребца, тут же принялись его седлать. Следом сошло еще несколько коней — но этих вели уже вооруженные ятаганами воины.
Последними на сходнях появились пятеро сипахов в обычных арабских доспехах: островерхие шлемы, кольчужные рубахи с вплетенными в гибкую броню большими округлыми дисками на груди и продольными пластинами на животе; обшитые железной чешуей, похожей на большие медные монеты, подолы и короткие рукава. На поясах висели кривые сабли и длинные кинжалы — копья и небольшие легкие щиты ожидали османских рыцарей у седел.
Поднявшись на коней, кавалькада сорвалась с места и помчалась через город, нещадно сбивая с ног зазевавшихся людей, да еще и огревая их плетьми, дабы в следующий раз были внимательны и почтительны.
Охраняющие ворота янычары не только не попытались задержать всадников или хотя бы узнать, кто они такие — воины дружно навалились на груженую изюмом и вяленой рыбой повозку, оказавшуюся на дороге, сворачивая ее в сторону, после чего вытянулись в струнку, выпятив грудь. И только когда сипахи умчались вверх по дороге, один из янычар почтительно пробормотал, глядя им вслед:
— Султанский гонец прибыл…
Тридцать верст — смешное расстояние для застоявшегося коня арабской породы, и гонец преодолел его широкой рысью всего за пару часов, вскоре после полудня спешившись у окаймленного двумя высокими, островерхими минаретами желто-коричневого ханского дворца.
Стоящая у дверей стража, нутром учуяв важного гостя, посторонилась, пропуская сипахов внутрь.
— Где хан? — одними губами спросил начальника караула один из гостей.
Десятник, кивнув, первым побежал вперед.
— Где хан? — одними губами спросил начальника караула один из гостей.
Десятник, кивнув, первым побежал вперед.
По счастью, Сахыб-Гирей в этот час не нежился в гареме, не спал, и попивал кофе. Он как раз собрал свой диван — калги-султана, калмакана, гурэддина, верховного муфтия, кырым-бека рода Шириновых, самолично Барын-бека и Аргин-бека и двоих богатых греческих откупщиков.
Охраняющая покои стража крымского хана так же догадалась не вставать на дороге османских рыцарей, и сипахи без стука ворвались в усыпанную подушками комнату.
Над диваном повисла мертвая тишина. Первый из вошедших сипахов расстегнул поясную сумку, извлек из нее деревянную трубку, закрытую крышкой и запечатанную воском со свисающей печатью, почтительно поцеловал и двумя руками протянул Сахыб-Гирей.
— Великий султан Селим, сотрясатель вселенной, мудрейший и величайший посылает тебе свой фирман, уважаемый хан.