— Но, уважаемый Кароки-мурза, — опять начал говорить Гирей, но хозяин опять остановил его, вскинув свою руку.
— Я знаю… Так вот. В годину эту тяжкую, когда народ крымский, подданные великого нашего султана Селима обливался кровью, крымский хан Сахыб-Гирей предавался неге в своем дворце возле Чуфут-Кале и никак не препятствовал язычникам. И только мужество друга моего, бея Девлет-Гирея, позволило изгнать неверных из крымских земель, побив многих из них, освободив скот и полонян, и захватив немало оружия.
— А-ага… — до Гирей начал доходить сокровенной смысл услышанной речи.
— Да, Девлет. Я не знаю нового султана и близких друзей его, но пока еще я остаюсь его наместником в Балык-Кае, и могу смело писать письмо самому Селиму. Может быть, он не прочитает его сам. Может быть, его прочитает кто-то из советников. Но если они не заметят такого письма и никак не ответят на него, значит империя действительно умерла, и мне незачем больше служить этому господину! — гневно взмахнул руками Кароки-мурза, но быстро успокоился, прихлебнул кофе и продолжил: — Я мог бы еще десять лет писать о твоих подвигах, Девлет, и еще десять лет Великолепная Порта могла бы их не замечать. Но они не могут не заметить русского набега на окраину великой империи! А значит — не смогут не заметить и воина, этот набег остановившего. Я напишу письмо сегодня, и специально найму лодку, которая доставит его в Стамбул. А ты, Девлет, приложишь к этому письму в качестве подарка султану все пищали, которые еще у тебя остались. Пусть знают, что все написанное — не ложь и не преувеличение.
— Я прикажу привезти их все вам во дворец, уважаемый Кароки-мурза, — заметно повеселел бей.
— Но это не все, — опять прихлебнул кофе османский наместник. — Тебе нужно собрать все силы, какие только возможно, совершить новый поход и взять какой-нибудь большой город, захватить в полон какого-нибудь знатного князя или известного воеводу. Ты должен одержать достаточно заметную победу, чтобы слухи о ней дошли до Великолепной Порты со всех сторон. Пусть это окажется победой на один день или даже час, пусть ты не возьмешь добычи — но о победе должны услышать все! И хорошо иметь знатных невольников, которых получится послать султану в подарок.
— В этом году большого похода не получится, — хмуро сообщил Тирц.
— Почему? — повернули к нему голову подданные османского султана.
— Насколько я понял, казаки довольно лихо прошлись по кочевьям и поселкам. Думаю, в этом году в Крыму не удастся собрать достаточно фуража для большой армии. Русские уже давно каждую осень, где-то в конце августа, когда трава окончательно пересыхает, выжигают степь. Она непроходима, если не везти сено и зерно для лошадей с собой. После осенних дождей кое-что опять из земли вырастает, но это перед самыми холодами, когда идти в поход уже поздно.
— Июль еще только начинается, — не понял Кароки-мурза. — Неужели вам не хватит полутора месяцев, чтобы выйти в поход по еще не пересохшей траве?
— Это будет слишком рано, — покачал головой Тирц. — До уборочной страды почти полмесяца останется. Вытравить все русские хлебные поля конницей все равно невозможно. Нужно нападать во время страды, чтобы разогнать пахарей не дать возможности собрать урожай.
— Аллах с ним, с урожаем. Нам нужен поход…
— Нет не Аллах! — взорвался Тирц. — Мы должны ходить в походы весной и осенью, чтобы не давать русским сеять хлеб и собирать урожай! Мы должны выморить их голодом! Когда я сюда пришел…
— Когда ты сюда пришел, — зловещим шепотом перебил его Кароки-мурза, — ты обещал за десять лет поставить Московию на колени. Тогда я поверил тебе, Менги-нукер. Я поверил, и дал тебе возможность получить под свою руку отборные ногайские отряды. Ну и где твоя покорная Московия? Она не только не сдалась, она начала устраивать набеги на наши священные земли! Но смотри, я не приказываю посадить тебя на кол, иноземец. Я все еще верю тебе, и ты все еще ведешь ногайцев дважды в год во все новые набеги. Но сейчас, Менги-нукер, я говорю тебе: сделай то, что хочу я! Пусть в этом году русские обожрутся своим хлебом, мне все равно. Для меня намного важнее русского голода взять пару городов и представить султану знатных полонян. Ты меня понимаешь, Менги-нукер? Я хочу, чтобы посланцы Великолепной Порты, когда приедут благодарить Девлет-Гирея за подарок, застали его не в шатре с чашей кумыса, а услышали, что он снова в седле, снова в походе, что он один за другим покоряет языческие города. Ты меня понимаешь, Менги-нукер?
Тирц несколько минут молчал, играя желваками. Ему приходилось делать нелегкий выбор между тем, что хотелось лично ему, и между тем, что хотелось людям, дающим ему силу для исполнения заветной мечты — уничтожения России.
— Если вы хотите захватить хоть один город, нам нужна артиллерия, — наконец выдавил он. — Пушки. Как минимум десять стволов, иначе нечего и дело затевать.
— А как же твои глиняные воины?
— Вы забыли, что случилось с ними у Тулы? — вздохнул Тирц. — Близкий картечный выстрел из крупной пушки их просто разрывает. У меня не хватит крови создавать по голему каждый день. Я могу сотворить только двух или трех. И прежде, чем посылать их к стенам, нужно заткнуть все стволы, которые будут стоять в ближайших башнях.