На следующий день, оставив десяток нукеров рядом с убитым горем султанским наместником, он вместе с остальными отправился в окрестные горы, надеясь раздобыть там хоть что-нибудь съестное.
Открывшаяся картина тоже вызывала удручение. Сады замерли в мертвой тишине. Никто не подрезал сухих веток, не убирал подгнившие плоды и не собирал созревшие; на грядках не встречались овощеводы, прореживающие или окучивающие растения, никто не отводил для полива обширных полей воду из текущих с гор ручьев.
У Кара-мурзы появилось жгучее желание развернуть коня, дать ему хороших шпор и умчаться в степь — туда, где все зависело только от него, где для жизни хватало только зеленой травы, шатра и пары чересседельных сумок. Где он мог при нужде поохотится на диких зайцев, убить змею или просто зарезать жирного барашка, где можно жить без денег, без невольников и даже ханов — просто сиди в седле, напевай себе под нос спокойную песенку, да следи, чтобы волк или коршун не подкрались к медленно бредущей к далекому горизонту отаре.
Но его господину требовалась забота — а потому в одной из горных хижин он смог за тройную цену купить у старого караима заготовленный для кого-то походный припас — высушенное на огне пшено, шмат копченого, и связку полос из вяленного конского мяса, и головку кобыльего сыра.
Не самое вкусное угощение — но оно хотя бы не тухнет и не гниет, и Кароки-мурзе может хватить его на несколько дней. К этому времени нукеры должны пригнать какую-нибудь скотину из кочевья — если после казацкого набега хоть что-нибудь осталось.
К четвертому дню над Балк-Каем начал витать ясно ощутимый запах гниющей плоти. Хотя погибших единоверцев горожане, согласно обычаю, похоронили еще до заката солнца — после ухода русских, разумеется, — но после разгрома осталось еще много разлагающегося мусора, убитых животных, раскиданной возле рынка рыбы.
Янычары заперлись в крепости, в дверях дворца наместника Кара-мурза тоже поставил стражу, желая сохранить от невесть откуда появившихся странных дервишей хотя бы то, что осталось от прежнего грабежа. Степняк уже начал всерьез подумывать о том, чтобы собрать остатки имущества своего обезумевшего от горя господина, одним махом потерявшего всех детей, жен и наложниц, дом, казну, а может быть — и пост наместника, и увезти все вместе с самим мурзой к себе, в спокойные просторы Кара-Сова. Еще неизвестно, как во дворце султана воспримут сдачу города донским разбойникам. Очень может статься, что господина наместника пригласят самого подняться на выстеленный бархатом помост и осторожно усесться на остро отточенный кол. Случалось на его памяти и такое.
Нет, бывает время, когда широкая степь становится куда более милым и безопасным домом, нежели любые дворцы за самыми высокими стенами!
Однако к полудню пятого дня по улицам застучали подковы, и у ворот дворца остановилась пятерка всадников.
— Гумер? — удивился Кара-мурза, узнав одного из опытных десятников Алги-мурзы. — Откуда?
— Девлет-Гирей и Менги-нукер возвращаются из набега, — тяжело дыша, ответил нукер. — Они прослышаны про дикий разбой язычников и послали меня узнать, цел ли султанский наместник, наш любимый мурза.
— Он цел, но он в горе, — печально склонил голову глава рода Кара. — Он потерял…
— Дайте мне попить и свежих коней, — потребовал десятник. — Гирей-бей в одном дне пути отсюда. Я должен сообщить ему радостную весть.
Кара-мурза наконец-то перевел дух — это означало, что жизнь продолжается.
И действительно, стоило тысячам Гирей-бея разбить лагерь на крепостной горе, как город наполнился движением. Под присмотром нукеров и янычар приведенные невольники вычистили улицы от гнили и обломков лавок, вытащили на берег и разбили корпуса нескольких сгоревших у причала кораблей. Русские плотники починили двери во дворце наместника, поправили полы и подняли обвалившиеся балконы, восстановили провалившуюся крышу и сгоревший навес для сена.
Разумеется, Девлет-Гирей проявил такое великодушие не просто так. Направив невольников на восстановление города, он одновременно помогал своему покровителю и тянул время. Опытный в торговле рабами, бей давал возможность разойтись как можно дальше слухам о пригнанном из Московии полоне, чтобы в Балык-Кае собралось как можно больше покупателей. Сейчас, когда неверные опустошили полуостров и увели с него всех работников, цены на невольников вырастут в несколько раз. Этот зимний набег, начавшийся так неудачно, обогатит не только его самого, но и порадует верных ему нукеров — хоть по паре золотых монет получит каждый воин! И пусть потом ногайцы разъезжаются по своим кочевьям и хвалят храбрость, удачливость и щедрость своего бея.
Единственное, что Девлет сделал бескорыстно — так это отдал Кароки-мурзе несколько своих ковров, чтобы застелить пол хотя бы в паре комнат дворца.
Впрочем, султанский наместник, кажется, даже не заметил подарка. Он ел, пил, спал — а все остальное время сидел, уставившись на разрушенный фонтан, и ни о чем не говорил, и ничего не делал.
Впрочем, султанский наместник, кажется, даже не заметил подарка. Он ел, пил, спал — а все остальное время сидел, уставившись на разрушенный фонтан, и ни о чем не говорил, и ничего не делал. Девлету начало казаться, что старик потерял разум и все старания напрасны — пора продавать полон и думать над тем, как найти к Великолепной Порте другие подходы.