Ну вот, скажет читатель, столько недостатков у нашей школы, что не знаем, за что хвататься, что искоренять в первую очередь, а она о такой ерунде — праздник не тот! Но как в капле воды отражается весь небосвод, так в каждом крохотном эпизодике видна главная, на мой взгляд, беда нашей школы — отсутствие профессионализма. Кажется, что это не школа, просто милые и не очень милые, молодые и не очень молодые тети собрали, говоря словами Л. Толстого, «в одно небольшое место» много-много мальчиков и девочек и теперь пытаются их чем-то занять. И на события в этих, так сказать, коллективах реагируют по-домашнему, кто как может, кто умно и честно, кто неумно, а кто и вообще никак. Больше всего мне нравится, когда матерям говорят: «Вы позанимайтесь с вашим ребенком математикой (письмом, историей, английским, географией, алгеброй, химией и прочая, и прочая, и прочая…)» Мне кажется, эта столь обычная в школе фраза (как говорится, поднимите руки, кто ее слышал) — приговор нынешнему состоянию методики как науки. Раз в представлении учителя любой родитель с любым вполне непедагогическим образованием способен научить тому, чему не удается научить учителю-профессионалу, значит, никакого знания для этого не нужно, стало быть, и науки никакой нет. Если б еще хоть объяснили, как именно заниматься, книжку бы какую порекомендовали — куда там! Не знаю, как другим, а мне тяжело заниматься тем, что я плохо знаю и плохо понимаю: физикой и математикой, алгеброй и химией, например. Мы говорим и пишем — в учителя только по призванию, иначе ой-ой-ой. Зато швея или инженер в роли учителя на дому — что ж тут удивительного?
Сшить зайца и написать реферат о творчестве Рокотова, склеить елочную игрушку и подготовить доклад о советской архитектуре, написать сочинение по картинке и связать шарф, решить 20 задач по физике и купить чулок в резинку для создания куклы — это далеко не полный список дел многодетной мамы на неделю. Нет, конечно, я не пишу все это сама, но я объясняю, где взять материал, как пользоваться энциклопедическим словарем, учу вдевать нитку в иголку и звоню подруге: «Лора, приезжай вязать с Маней шарф, а то будет двойка». Что делать моей соседке, не изучавшей особых наук и не имеющей навыка работы с книгой?
Меньше всего я хочу в очередной раз сказать, что, мол, учителя такие-сякие. Самое, на мой взгляд, поразительное, что хорошие никак не переведутся, кто тихо, а кто и энергично барахтается и тонуть не желает. Но и тонут в тине мелочных придирок многие. И при этом полное отсутствие каких-либо критериев оценки и огромное количество каких-то тайных, потому что мне так их никогда и не удалось увидеть, инструкций.
Чуть заикнешься, за что такая, а не другая отметка, — напоминают об инструкции то ли министерства, то ли РУНО, то ли прошлого года, то ли позапрошлого. И вот я хочу сказать: если у нас демократия и гласность, почему не вывесить все эти инструкции в вестибюле школы вместо нелепых правил для учащихся? Что это за государственная тайна такая — как учат наших детей? Или учебная работа, как новый наряд короля, видна только посвященным, и исполняющие эту работу смертельно боятся, что какой-нибудь невинный родитель заметит, что король гол?
Прихожу я как-то в школу по делам родительского комитета и встречаю в пустом коридоре суровую даму в меховой шапке. «Что вы здесь делаете?» — ледяным тоном милиционера, поймавшего нарушителя, говорит она мне. Объясняю: я мама, пришла по делу. «Родители не должны находиться в школе во время уроков, а только в субботу после пяти» — тем же тоном. Объясняю: я педагог, в субботу тоже работаю, иду тихонько и мешать никому не собираюсь. «Немедленно покиньте школу, или я напишу замечание директору, что по школе ходят посторонние», — угрожает она, и я вскорости убедилась, что эта большая дубинка была пущена в ход, так как наткнулась я на учителя учителей, иными словами, на проверяющую из РУНО. Когда я пришла на следующий день после уроков (не в субботу!) поговорить с учительницей дочки, меня застала на месте преступления директор и обрушила свой гнев на подчиненную ей беременную учительницу, посмевшую — подумать только! — заговорить со мной не в субботу после пяти. И потом на повышенных тонах мне: «Проверяющая записала, что по школе ходят посторонние, нарушают учебный процесс!» Пытаюсь оправдаться: «Да кто ходит-то? Вчера была я да Авакян (это тоже активистка родительского комитета. — И. С.)» «Нет, еще папа из 1-го класса». Тут уж я не выдержала: «Да этого папу нужно в дверях всем учительским коллективом с цветами встречать, и чтоб пионеры ему салют отдавали!» Не от нашествия родителей страдает школа — от их отсутствия. Как захлопнулись тогда первого сентября школьные двери, так чтоб и никто уж из нешкольников и неучителей туда не проникал — вот чего бы хотелось некоторым работникам просвещения. Право, было бы гораздо удобнее, если б детей находили в капусте — этот полезный овощ не имеет дурной привычки интересоваться своими отпрысками.
Это в кино выглядит очень мило, когда многодетная мама посещает в один день то ли семь, то ли восемь родительских собраний, и самое неприятное, что она слышит, это «Ваш сын Петр ленится».