«Поэтому я должна умереть. Это самый достойный выход из положения. Я не смогу посмотреть в глаза отцу после того, как опозорила его в третий раз, но и позволить себе совратить тебя тоже не в состоянии».
Мима, в свою очередь, увидел в принцессе женщину, ни в чем не уступающую той, которую любил. Если бы он сначала встретился с Восторг, то мог бы полюбить ее. Но поскольку Мима был влюблен в другую, то не имел права компрометировать эту женщину. Он напрягал всю свою дисциплинированность, чтобы вести себя с подобающей пристойностью, невзирая ни на какие ухищрения Замка. Когда принцессе ночью понадобилась защита. Мима сделал то, что требовалось, и не более.
«Но не могу же я позволить тебе умереть, — думал он. — Это было бы недостойно».
Дилемма казалась неразрешимой, так как оба знали, что если принцесса не умрет, то совратит Миму. Атмосфера Замка делала это неизбежным.
Впрочем, слово «совратит» ему не нравилось.
«И даже если бы ты не любил другую, я все равно была бы недостойна тебя, — думала принцесса. — Та, в кого ты влюблен, сильная, а я слабая».
«Она сильная, а ты слабая», — согласился он.
«Поэтому мне нужно пожертвовать собой, чтобы ты смог к ней вернуться».
Но Орб — он прекрасно понимал это — могла выжить и без Мимы, поскольку была сильна. Такая женщина могла иметь любого мужчину, какого пожелает. Она осчастливила Миму своей любовью и сделала для него больше, чем кто?либо раньше, — однако по?настоящему не нуждалась в нем. А вот Восторг не смогла бы, по крайней мере в ближайшее время, без Мимы выжить.
«Так дай мне умереть!» — взмолилась девушка.
Восторг любила Миму; этого уже нельзя было скрыть. Поэтому она выбрала смерть; та решит все проблемы. Принцесса не искала эгоистичного пути, который доставил бы ей похвалу отца; она не старалась обольстить принца, несмотря на свое чувство и то, что он был необходим ей.
Они лежали, прижавшись друг к другу, сливаясь в поцелуе, их чувства кружились над ними в чудовищном вихре, и Мима проникался все большим уважением к принцессе. Восторг была совершенной женщиной, если не считать одного существенного недостатка — зависимости от него. Одиночество приводило ее в ужас. И тем не менее девушка находила в себе смелость совершить то, что считала нужным — лишить себя жизни, освободить Миму. Это не было притворством в поисках сочувствия; она приняла собственное решение и хотела осуществить его. Мима был совершенно в этом уверен, поскольку здесь не существовало неискренних мыслей. Отвагу, которой в ней самой не было, принцесса обрела в желании защитить его.
«Теперь уже слишком поздно», — осознал Мима.
«Я бы сейчас уже была мертва, если бы ты не препятствовал! И тебе не грозило бы совращение».
«Я возражал, потому что уже был совращен». — И он внутренне рассмеялся над абсурдностью этого слова.
«Но все равно дай мне уйти, и ты освободишься», — настаивала принцесса.
«Разве я могу освободиться, дав тебе умереть, — когда я люблю тебя?»
Словно вспугнутые птицы, ее мысли и чувства кружили, не находя опоры.
«Но я слаба, а она сильная!»
«Поэтому тебе я нужен больше, чем ей. Никогда раньше по?настоящему я не был нужен ни одной женщине».
«Это же глупо, — возражала принцесса. — Никто не любит человека за слабость!»
«Что касается женщин, ты права, — согласился Мима. — Но мужчина желает женщину, которая зависит от него». Хотя раньше он и утверждал прямо противоположное. Любой мужчина хочет, чтобы женщина полностью принадлежала ему. Нехорошо, невеликодушно, — но теперь, отказавшись от прежних иллюзий, именно этого на самом деле желал принц больше всего. Красивую, одаренную, целиком зависимую от него женщину.
И покуда ее перепутавшиеся мысли кружились над ними, он перевернул принцессу и овладел ею так, как им обоим страстно хотелось. Буря усилилась, все сметая и унося их в восхищении страсти — физическом выражении любви.
И тогда они очутились в самом центре урагана, — и там царило полное спокойствие, это было место, очень похожее на нирвану (*6). Они плавали там тысячу лет, нежась в своей беспредельной любви. Исступленный восторг порыва превратился в бесконечную радость полного слияния — физического, эмоционального, духовного, и это последнее было чудеснее, чем первое. А затем наступило утро.
Оставшуюся часть месяца они провели как истинные молодожены, днем бродя рука об руку, ночью деля ложе. У них были общие мысли, и они узнавали все подробности существа друг друга. Они договорились пожениться как можно скорее, а до тех пор оставаться вместе. Отправить неженатых молодых людей в Замок Новобрачных было отчаянным шагом со стороны обоих раджей, поскольку, разумеется, это гарантировало, что невеста не будет девственной, — но, в конце концов, на дворе стоял двадцатый век, и правители государств делали то, что полагали целесообразным, невзирая на древние приличия. Противозачаточное заклинание ограждало Восторг от преждевременной беременности; этого было вполне достаточно.
— А как же Орб? — озабоченно спросила принцесса. — Что будет с ней?
— Я дал ей свое волшебное кольцо?змею. Если его спросить, оно всегда сообщает владельцу правду. Не сомневаюсь, что Орб знала о моем нарушении верности намного раньше, чем я сам. Стоило ей лишь спросить кольцо: «Вернется ли Мима?», и оно бы сжалось два раза. Минуло уже два года; может, она нашла себе другого мужчину. Я искренно раскаиваюсь, что заставил ее пройти через все это, но Орб знает, что я любил, когда был у нее отнят, что хотел к ней вернуться, но не сумел.