— Если ты, пакостник, еще раз хоть дотронешься до моей гитары, я тебе руки отрублю по самые локти, — серьезно сказал Дуб, подбирая кинжал и вытирая его о траву.
— Я то-о-олько посмотре-э-эть хоте-э-эл! — рыдал Персиваль. — Моя рука! Бо-о-ольно!
— Ты идиот! — рявкнул эльф. — Он же занимается ремонтом артефактов, а ты ему руку ранил! Да еще и правую!
— Ты предпочитаешь, чтобы я ему глаз выколол? — серьезно спросил Чистомир. — Ему уже неоднократно говорили, чтобы не смел трогать гитару!
Гном посмотрел на обидчика и внезапно оборвал завывания. Вместо привычного балагура он увидел перед собой наследника древнего рода Сиятельных. Когда Чистомир играл кинжалом, который вертелся и скользил между его ловких пальцев, ярко вспыхивая изумрудом в виде листка дуба на рукояти, его выражение лица было куда суровее капитанского. И что самое страшное, Дуб был способен за гитару без содрогания как выколоть глаз, так и зарезать на месте. А потом присесть у костра и снова шутить и смеяться, помешивая суп.
— Я б-больше не б-буду, — пролепетал Персиваль, прямо на глазах съеживаясь и пытаясь уменьшиться в размерах.
— Иди сюда, я промою тебе рану, — сказала я.
— Нет. Я запрещаю, — холодно сказал Чистомир, водружая гитару обратно на кучу хвороста. — Нечего. Сам провинился, теперь пусть сам страдает.
— Если так рассуждать, то мы должны были оставить тебя там, на поляне, — спокойно возразила я. — Сам виноват, сам и разбирайся с разгневанным ульдоном.
Чистомир смерил меня пристальным взглядом. Я равнодушно это выдержала — его высокомерный и ледяной взгляд я научилась выдерживать, еще будучи девочкой. И, откровенно говоря, Мирику было далеко до Ярослава, перед которым у меня дрожали поджилки и всегда хотелось упасть на колени и заползти в норку.
Наш молчаливый поединок прервало шипение сбежавшего супа. По поляне разнесся приятный запах испарявшегося на углях бульона.
— Дрыхли бы тебя побрали! — от души выругал Чистомир перепуганного гнома и бросился к котелку.
— Исцелять гнома не буду, — предупредил эльф, закрывая глаза. — Я вообще спал и ничего не видел.
— Я так и поняла, — буркнула я, доставая сумку с лекарственными снадобьями. — Иди сюда, Персиваль.
— Чистомир, а гитара твоя от такого обращения не испортится? — спросил тролль.
— Нет, она может испортиться, только когда ее всякие лапать своими клешнями будут, — ответил Мирик. — Сейчас закончу с готовкой, и мы с Милой споем. Ее гитара любит. Да и вообще, Милу сложно не любить, правда, Драниш?
— Я ее не люблю, — встрял целитель, продолжавший притворяться спящим.
— Конечно, котю невозможно не любить. А ты спи там и не высовывайся, — посоветовал тролль.
— Я во сне разговариваю, — капризно сказал Даезаэль. — И вообще, я тоже мужчина, поэтому мое мнение также должно учитываться.
— С такой прической ты лишен права мужского голоса, — со смешком сказал тролль.
Оказалось, боевыми талантами у нас обладали не только воины, но и целители тоже. Драниш едва успел уклониться от пролетевшей мимо жестяной миски — первого, что попалось в руки взбешенному эльфу.
— Дождешься у меня, — прошептал он, сверкая глазами.
— Прости, — искренне сказал Драниш. — Не смог сдержаться. Эй, Даезаэль, извини меня! Не хочу, чтобы мы косились друг на друга, все время ожидая какой-нибудь гадости.
— Тролль неправ, — внезапно сказал Чистомир. — Как мужчина, ты с такой прической вдвойне привлекательней.
Мы все, даже Персиваль, с удивлением уставились на Мирика.
— Поверь, я в соблазнениях толк знаю, — продолжал он. — Эльфы, конечно, красивые, но их много, и все они одинаковые. А ты уникален. А у уникального объекта куда больше шансов заинтересовать и понравиться. Так что я бы на твоем месте пользовался этим вовсю.
— С кем пользоваться-то? — вздохнул эльф.
— Тренируйся на Тисе, — предложил Мирик. — Если ты сумеешь ее заинтересовать, то остальных женщин как орешки будешь щелкать.
— Тебе повезло, что она сейчас рядом с Яриком и этого не слышит, — рассмеялся тролль.
После обеда мы устроили импровизированный концерт. Я любила петь, а тем более петь с Чистомиром. Наши голоса удивительно подходили друг к другу. За долгое время, проведенное вместе, мы так часто пели, что эти два года, прошедшие в разлуке, не помешали идеальному звучанию. Даже Тиса высунулась из фургона, оторвавшись от бдения над капитаном, чтобы послушать.
Позволив слушателям как следует увлечься музыкой, Мирик хитро улыбнулся и после окончания очередной мелодии отложил гитару.
— Давайте еще! — потребовал тролль. — Так красиво!
— Я бы спел еще. — Чистомир выглядел почти расстроенным, и только я заподозрила неладное. — Да вот, боюсь, Мила этого не одобрит.
— Почему это? — спросила я, чувствуя на себе огорченные взгляды.
— Я хотел бы сейчас сыграть «Сердечко», но ведь ты его не любишь… А если ты откажешься петь, это будет совсем не то…
— Ты же знаешь, что я не хочу это петь, — нежно проворковала я, незаметно для окружающих вонзая ногти в левую руку вероломного гитариста.
Тот и глазом не моргнул:
— Но у тебя ведь так хорошо получается…
— Если она не хочет петь, то не надо, — сказал тролль.