За телегой стайкой бежали мальчишки, и с задника был слышен рык тролля, который отгонял настырных детей, желающих прокатиться. Хотя Драниш рычал грозно, я четко слышала в его голосе смешливые нотки, и от них мне самой хотелось улыбаться.
Мы выехали на главную площадь, на которой стояло величественное здание городского совета. Своими стенами, аккуратно облицованными яркой плиткой, оно выделялось среди домов, окружающих площадь, — на их стенах краска облупилась, не выдержав зимы, которая в этом году выдалась препаршивой. Фургон остановился возле ратуши, капитан привстал, оглядываясь.
— Здесь где-то должен быть центральный постоялый двор, — объяснил он мне. — Мы остановимся там. Но что-то я не вижу вывески…
Его слова заглушил пронзительный и въедливый, как крик громовицы, вопль:
— Сыночек! Сыночек!
У Ярослава натурально отвисла челюсть. Впервые за две недели нашего знакомства я видела на его обычно невозмутимом лице настолько неприкрытое выражение эмоций.
— Что за?.. — За нашими спинами из крытой части фургона с шумом выскочил тролль. — Гномья мать!
Сударыня фон Клоц неотвратимо, как камень, выпущенный из катапульты, неслась через площадь. За ней с трудом поспевали слуги, несущие сумки и саквояжи.
— Сыночек! — Гномиха не смогла вовремя остановиться и врезалась в фургон так, что он закачался. — Ох!
— Мама! — пискнул Персиваль, высунувшийся из фургона.
Капитан, который так и не смог согнать с лица остатки изумления, спрыгнул на мощеную площадь и подал гномьей матери руку.
— Сударыня, как вы нас нашли? — спросил он, с усилием помогая фон Клоц подняться.
— Меня вела материнская любовь! — гордо возвестила она, отряхивая платье от пыли.
— Да-а-а? — протянул Волк таким голосом, будто только что перед ним станцевали десяток голых дрыхлей, и он не знает, стоит ли в верить этому или списать все на галлюцинации.
— Я просто узнала, в какую часть страны направили ваш отряд, а уж понять, в каком городе вы остановитесь, нетрудно, — объяснила гномиха, жадно разглядывая сына. — Мы ехали, не останавливаясь даже на сон!
Изнуренные лица наконец-то подбежавших слуг подтверждали слова сударыни фон Клоц, хотя на ней тяжелое путешествие совершенно не отразилось.
— К чему такая спешка? — поинтересовался тролль.
— Я ходила к предсказательнице, и она сказала, что грядет резкое похолодание, а вы, — палец дородной женщины уставился в грудь капитана, — отобрали у моего сына теплые подштанники!
— А… — слабым голосом сказал капитан, — подштанники. Так вы проделали этот путь только ради подштанников?
— Нет, конечно, — оскорбилась гномиха. — Я еще привезла теплые свитера и утром успела испечь любимые пирожки Персиваля. И еще мне было необходимо посмотреть, как вы обращаетесь с моим сыном, не обижаете ли его, хорошо ли он кушает, спит и…
— И какает, — с серьезным видом добавила воительница.
— Да! И что? Вот родишь своего, поймешь, насколько это важно!
— Мама, — простонал багровый от смущения гном, пока Драниш и Тиса хохотали так, что слезы на глазах выступили.
Капитан тоже едва сдерживал улыбку, но все же строго сказал:
— Сударыня, такая материнская преданность весьма похвальна, но ваш сын сейчас состоит на королевской службе. Давайте все вопросы с подштанниками и пирожками вы решите тогда, когда у него будет выходной?
— А когда он будет? — спросила заботливая мать, так многозначительно уперев руки в боки, что стало ясно, что капитану следует назначить выходной как можно скорее, иначе ему придется испытать на себе всю силу материнского негодования.
Судя по тому, каким серьезным взглядом окинул Волк тучную гномиху, размер угрозы он оценил.
— Выходной будет сегодня. — Капитан приветственно махнул рукой приближающемуся бургомистру.
— Господин Волк? — Бургомистр был одет в желто-зеленую форму государственного служащего, только в отличие от нашего, коршунинского градоправителя, одевавшегося на службе тускло и неприметно, а во время отдыха — ярко и очень богато, хвостовский глава не пожалел денег на шелк и был таким пестрым, что аж в глазах рябило. — Для нашего города большая честь встречать вас здесь! Я — Русан Сычёв, лично провожу вас и ваших… А это что?!
Мы обернулись, чтобы проследить за взглядом Сычёва. На скамье управителя восседал Даезаэль с таким траурным видом, будто оплакивал гибель всего эльфийского народа.
— Кто, — поправил капитан. — Это эльф.
— Да? А я думал, что…
Ярослав склонил голову к левому плечу. Взгляд у него всегда при этом становился настолько колюче-внимательным, что я не позавидовала бургомистру.
— Ничего, — стушевался Русан. — Я провожу ваш отряд на постоялый двор.
— Благодарен, — коротко ответил капитан и указал рукой на козлы: — Прошу.
Бургомистр прикинул высоту, на которую придется залезать, и заискивающе улыбнулся:
— Я лучше так, пешком. Здесь недалеко.
Капитан пошел рядом с Сычёвым, а тролль подвинул на скамье унылого Даезаэля и сел рядом, положив руки на кристаллы управления.
— Ну вот, теперь меня даже за эльфа не признают, — скучным голосом заметил целитель.
— Ну вот, теперь меня даже за эльфа не признают, — скучным голосом заметил целитель.