«Они бросили меня умирать». Пол снова всхлипнул, охваченный яростью и беспомощностью, но заставил себя замолчать.
Он боялся, что, заплакав, упадет на колени. И не знал, сумеет ли встать еще раз.
У его ног в снегу лежало что?то длинное и темное. Вспомнились слова Бегает Далеко: копье Птицелова. Пол уставился на оружие, но сумел найти оружию единственное полезное применение — опереться на него. Неприкаянный странник плотнее закутался в меховой плащ — что за смертный приговор ему вынесли, если даже оставили одежду? — затем осторожно нагнулся. Он едва не потерял равновесие, но все же нашел устойчивую позу и начал сложный процесс подъема копья, несмотря на подгибающиеся ноги и готовую взорваться голову. Наконец стиснул древко и, опираясь на него, кое?как выпрямился.
Ветер усилился, пронзал и царапал.
«Куда мне идти?» Секунду Пол размышлял над тем, не вернуться ли по следам охотников к пещере. Если он и не сумеет убедить их пустить его обратно, то, может быть, сумеет украсть из очага огонь — как в рассказанной Темной Луной легенде. Но даже несмотря на разбитую и туго соображающую голову, он и сам понял, что такое действие будет безрассудной глупостью.
Куда же тогда идти? Укрытие — вот ответ! Он должен отыскать такое место, где до него не доберется ветер. И там дождаться, пока снова не потеплеет.
«Пока не потеплеет». Черный юмор этой фразы показался Полу настолько смешным, что он попытался рассмеяться, но разразился лишь хриплым кашлем. «И насколько затянется ожидание? Кстати, сколько длился ледниковый период?»
Джонас побрел вниз по склону, прокладывая каждый шаг в глубоком снегу, начав небольшое, но изматывающее сражение в войне, выиграть в которой он практически не надеялся.
Луна вскарабкалась над линией деревьев и теперь, полная и жирная, висела перед ним, доминируя в небе. Пол не думал — и думать не хотел — о том, что бы он стал делать, окажись ночь безлунной. Но даже при луне бедный путник часто не замечал предательские углубления в серебристом снегу и проваливался в них. Каждый раз у него уходило все больше времени, чтобы выбраться из очередной ямы. Тело прикрывала какая?то шкура мехом внутрь, но вот ноги настолько окоченели, что уже некоторое время не ощущались, и теперь Полу казалось, будто они заканчиваются в нескольких дюймах выше лодыжек. То был скверный признак, и чтобы понять это, университетского образования не требовалось.
То был скверный признак, и чтобы понять это, университетского образования не требовалось.
«Снег, — думал Пол, утопая в нем почти по пояс — Слишком много снега». Эта и другие мысли, сводящие с ума своей очевидностью, были его единственными спутниками на протяжении последнего часа. Требовались усилия, чтобы отогнать их, сохранить сосредоточенность, а сил на это оставалось все меньше и меньше.
Снег… снежно?белый… подснежник… сугроб. Он поднял ногу — все равно какую — и опустил ее, продавливая корочку наста. Ветер куснул в лицо — там, где капюшон отошел от щек. Сугроб. Снег, нанесенный ветром.
Пусть будет дрейф. Плавание по воле ветра и волн. Назовем это так. Пол только и делал, что дрейфовал. Сквозь жизнь, сквозь школу, потом работу в галерее «Тейт», снова и снова слыша одни и те же бородатые шутки о себе на дамских вечеринках. Когда?то Пол думал, что станет в жизни неординарной личностью. В детстве он, сам того не понимая, боролся с этой идеей, не в силах предвидеть, кем окажется будущая личность. Теперь же (как если бы некий бог младших архивариусов заметил его бесцельность и назначил наказание в соответствии с преступлением) Пола, очевидно, приговорили дрейфовать еще и сквозь пространство и время, подобно человеку, заблудившемуся в бесконечном музее после закрытия.
Да, именно это он и делал — дрейфовал. Даже здесь, в таком холодном и примитивном месте, когда к нему вернулась — почти вся — память, он позволил другим выбирать за него путь. Люди вытащили его из реки, когда он не мог освободиться сам, и решили, что он… (как это сказал Бегает Далеко?) …человек из Страны Мертвых. И Пол с этим согласился, наполнившись такой же неэффективной жалостью к себе, как если бы кто?то поставил портфель на последнее свободное сиденье в вагоне подземки, вынудив его стоять.
Они назвали Пола Речным Духом. И оказались гораздо ближе к истине, чем думали. Ведь несомненно, что везде, где ему пришлось побывать с тех пор, как началась эта безумная эпопея, он лишь дрейфовал наподобие бездомного духа. И где бы Пол ни появлялся, рано или поздно он оказывался дрейфующим по реке, словно это была одна и та же река, идеальная метафора бесцельной жизни, снова и снова одна и та же…
Мятущиеся мысли Пола внезапно перебило воспоминание. «Они станут искать тебя на реке». Так сказал ему кто?то. А не был ли это сон, один из его странных снов? Нет, то был голос из золотого кристалла — во сне он обернулся поющей арфой, но кристалл говорил с ним и здесь, в ледниковом периоде: «Они станут искать тебя на реке», — сказал кристалл. Значит, это правда — река что?то обозначает. Возможно, именно поэтому ее никак не избежать.
Пол остановился. Пробившись сквозь боль и смятение, его поразило нечто иное — не воспоминание, а идея наполнила мучительной ясностью, которая в тот момент отодвинула в сторону все прочее. Он дрейфовал и дрейфовал, а теперь — хватит! Если он не намерен и дальше лететь и кувыркаться, подобно гонимому ветром листку, то должен взять ситуацию под контроль.