Годы и годы прошли с тех пор, как она потеряла Александра и ребенка, и раны давно превратились в затвердевшие ноющие шрамы. Ей всего пятьдесят шесть, но ощущает она себя гораздо старше. По сути, она уже так давно живет как старуха, что почти забыла, как можно жить иначе. Своих любовников после Александра она может пересчитать на пальцах одной руки, и никто из них не задержался в ее жизни дольше, чем на несколько месяцев. Если не считать посещений магазинов, она редко выходила из квартиры, и не потому, что боялась внешнего мира — хотя кто его иногда не испугался бы? — а потому, что ей нравились покой и одиночество домашней жизни, которые она предпочитала суетливой бестолковости других людей.
Так что какой еще стресс? Это не объяснение. Ее гложет нечто более материальное, нечто мрачное, затаившееся в мозге или железах. То, что врачи пока еще просто не обнаружили.
Реклама закончилась, началась другая. Ольга вздохнула. А если она действительно умирает, то что в этом плохого? О чем она станет сожалеть, уходя? Только о собаке, а уж ее?то обязательно пригреет другой добрый человек. Миша справится с утратой, если кто?нибудь станет его любить и кормить. Что еще остается? Только воспоминания, а их потеря вполне может оказаться и благом. Кстати, как долго человек может скорбеть?
Ольга рассмеялась, негромко и грустно.
— Как долго? До конца жизни, разумеется, — поведала она спящему песику.
Наконец болтовня диктора смолкла, и по радио зазвучал какой?то концерт Брамса для фортепиано. Ольга открыла глаза, чтобы глотнуть чая, не облив при этом верного спящего Мишу. После одного из приступов головной боли у нее слегка нарушилась координация движений, и это заставляло ее ощущать себя лет на десять старше.
Итак, если всему суждено завершиться, то о чем еще она пожалеет, уходя? Только не о шоу, уж это точно. Она не создала собственный персонаж, и, хотя полагала, что внесла в дядюшку Джи нечто такое, чего не могли внести другие — ее цирковой опыт был настолько необычным в эти времена и в таком возрасте, что разница, безусловно, чувствовалась, — все это, по большому счету, не имело значения. Само шоу по сути представляло из себя причудливый способ продавать детям игрушки и развлечения. Становясь дядюшкой Джинглом, Ольга могла время от времени ненадолго стать учительницей или развеселить грустного ребенка. Но поскольку зрители не отличали одного дядюшку Джингла от другого — миллионы кредитов вкладывались ежегодно в оборудование и фильтры, в тренеров по непрерывности образа и художественное руководство именно для того, чтобы они не смогли этого сделать, — она ощущала очень слабый личный контакт со своей аудиторией.
А позднее, когда начались боли, Ольга обнаружила, что ей становится все труднее испытывать увлеченность работой.
Очень тяжело, почти невыносимо было оставаться с детьми, когда боль долбила череп изнутри. Ей иногда казалось, что это происходит только во время работы.
Только во время работы…
Миша раздраженно заерзал, и Ольга поняла, что уже не менее минуты поглаживает его в одном и том же месте. Ее поразило, что она не заметила этой особенности раньше… и что врачи и специалисты компании по медицинскому страхованию также этого не заметили.
Ведь голова у нее начинала болеть только тогда, когда она была подключена к сетевому персонажу.
Но ведь они много лет проверяли ее нейроканюлю и цепи шунтирования во время рутинных ежегодных медосмотров, и проверили их снова, когда начались головные боли. Эти специалисты компании вовсе не дураки. Все оказалось в порядке, никаких проблем. И сканирование тоже ничего не показало.
Тогда что это означает? Если электроника в порядке, то, вероятно, не в порядке что?то другое. Но что?
Она сняла Мишу с коленей и переложила на пол. Песик разок хныкнул и принялся чесаться за ухом. Ольга встала и стала расхаживать по комнате, вспомнив про чашку, лишь когда горячий чай плеснул ей на руку.
Если электроника в порядке, то в чем причина? Неужели все?таки в ее разладившемся организме? И не потому ли она цепляется за разные экзотические ответы, потому что не готова взглянуть в лицо неприятной правде, каким бы стоиком она себя ни считала?
Ольга Пирофски остановилась перед каминной полкой и уставилась на фигурку дядюшки Джингла — оригинальный набросок из дизайнерского отдела компании?производителя, подаренный ей на вечеринке в честь десятилетней годовщины работы в шоу. Черные пуговки дядюшкиных глазок, может, и казались невинными, как у плюшевой игрушки, зато его зубастая ухмылка заставила бы Красную Шапочку крепко призадуматься. Дядюшка щеголял гибкими ногами и огромными руками, способными вытворять трюки, от которых дети ахали или хохотали. Он был совершенно оригинальным, совершенно искусственным существом, знаменитым во всем мире.
Глядя на его белое лицо и прислушиваясь к негромким звуками фортепиано, Ольга Пирофски поняла, что ей никогда не нравилась эта мелкая сволочь.
ГЛАВА 3
УЛЕЙ
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Букаву?5 опасаются в Южной Франции
(изображение: карета «скорой помощи», полицейские машины на взлетной полосе, мигалки)