Пол плотнее подоткнул одеяло. Такой ход мыслей не сулил ничего хорошего. Несколько дней назад он потерялся в каком?то тумане; теперь, по крайней мере, у него была основа для рационального обдумывания, для принятия решений. Пол мог подвергать сомнению все и вся, но то, что сказал Нанди Парадиваш, имело смысл: если он, Пол Джонас, не сошел совершенно с ума, тогда лишь какая?то разновидность симуляции придавала рациональный вид всему тому, что он испытал. Но симуляции такого уровня, фактически неотличимые от реальности, — это, должно быть, новинка. Лишь люди, обладающие той властью, о какой говорил Нанди, могли позволить себе такой квантовый скачок.
— Что они хотят? — спросил Пол неожиданно. — Эти люди из Грааля, чего они хотят? Такие вещи — это должно стоить триллионы. Да что там, квадрильоны!
— Я же сказал: они желают стать богами, — Нанди протянул вперед длинное весло и оттолкнул небольшой кусок плавающего льда. — Они желают жить вечно в мирах собственного изготовления.
— Вечно? Как они собираются этого добиться? Ты, я — у нас обоих есть же где?то тела, правда? Ты не можешь жить без тела, что бы там ни казалось мозгу. Поэтому — на что все это годно? Это всего лишь невероятно дорогая игра. Таким людям ничего не нужно, кроме времени.
— Если бы у меня были ответы на все, что ты только что сказал, мне не пришлось бы сюда приходить.
Лед остался позади, и Нанди возобновил размеренную работу веслом.
Пол стянул одеяла и сел прямо.
— Так у тебя нет ответов? Тогда что ты здесь делаешь? Я так много тебе рассказал. А что ты мне можешь сказать?
Нанди долго молчал, его весло уходило в воду и выходило из нее, снова и снова, издавая тихий плеск — единственный звук, тревоживший воздух огромной ледяной пещеры.
— Я был ученым, — сказал он наконец. — Инженером?химиком. Я не был важной птицей. Всего лишь управлял исследовательским отделом в одной компании, занимающейся волоконной оптикой в Бенаресе, который более известен как Варанаси. Слышал о нем?
— Варанаси? Это… какой?то важный город в Индии. Там случилась авария, кажется? Что?то токсичное?
— Бенарес был наисвятейшим городом из всех. Он всегда существовал, драгоценный камень святости на берегах Ганга. Но когда я был ученым, мне это было безразлично. Я делал свою работу, у меня были товарищи по работе и школьные друзья, я слонялся по улицам — и по реальным улицам Варанаси, и по виртуальным дорогам Сети. Были женщины, и наркотики, и все прочее, чем молодой человек при деньгах может занять разум и тело.
Потом произошла катастрофа. Она случилась в правительственной лаборатории, но с такой же легкостью могла произойти где?нибудь еще. С точки зрения правительственных интересов лаборатория была очень маленькой, гораздо меньше даже, чем туалет в главном здании фирмы. Очень маленькая.
В тишине Пол произнес:
— Так это был тот несчастный случай, о котором я слышал?
— Да. Большая, огромная ошибка. Но на самом деле в маленькой лаборатории произошла всего лишь небольшая ошибка. Были нарушены условия содержания одного вирусного агента. Лаборатория часто работала с подобными вещами, как и мы все, и все потенциально смертельные вирусы были созданы так, чтобы они не имели способности воспроизводиться за пределами нескольких циклов, достаточно для изучения, но не больше. Однако при разработке этого агента была использована неверная процедура, или же само генетическое манипулирование было намеренно нарушено, или, возможно, сам вирус мутировал и развил устойчивость к принимаемым нами мерам предосторожности. Никто не знает. Сбой в работе центрифуги. Треснул сосуд. В течение нескольких минут все в лаборатории были убиты. Вирус вырвался наружу потому, что женщина в одном из передних помещений еще прожила достаточно, чтобы добраться до забора, за которым в нескольких ярдах проходила людная улица города. Автоматический сигнал тревоги, вероятно, спас жизни миллионов людей. Как бы то ни было, двести тысяч погибло за один месяц, большинство — в первые несколько дней, прежде чем смогли вырастить убийцу вируса. Армия расстреляла еще тысячи людей, пытавшихся вырваться из карантина.
— Боже, да, я видел это в новостях. Это было… ужасно. — Пол осознавал чудовищную неадекватность своего ответа, но не мог придумать, что еще сказать.
— Я жил в этом карантине. Улицы были отделены друг от друга, мать и отец жили всего в нескольких кварталах от меня (в двух кварталах!), а я не мог к ним пойти. Они умерли, плоть их отделилась от костей, их сожгли в котловане вместе с сотнями других. На месяц тот квартал, в котором я жил, превратился в джунгли. Люди, знающие, что жить им остались какие?то часы… — Нанди покачал головой. В глазах его, глядевших из тени, отбрасываемой фонарем, было нечто ужасное.
В глазах его, глядевших из тени, отбрасываемой фонарем, было нечто ужасное. — Я видел страшные вещи. Дети, которые не могли защитить себя…
Он помолчал, подыскивая слова; когда Нанди продолжил, голос его охрип и сел.
— Я не могу говорить об этом, даже теперь. Я сам тоже совершал страшные поступки, алчные, безумные. Я делал это из страха, от голода, ради того, что я считал самозащитой. Но худшее из моих преступлений было то, что я смотрел на то, что делали другие, но не остановил их. Или, по крайней мере, я считал, что это было мое наихудшее преступление.