— Ладно, — он кинул украдкой взгляд в моем направлении, сочувственный, да, но и любопытный, — он не мог понять, почему я сижу, не двигаясь, на постели. Говорил он вполголоса, как говорят, дожидаясь приезда врача после несчастного случая.
— Могу я еще что-нибудь сделать? — спросил он.
— Нет, — ответила Беатрис. — Иди вниз, я буду через минуту.
Он повернулся и пошел по коридору, волоча по полу свое арабское одеяние.
А ведь пройдут годы, подумала я, и я буду смеяться над этим всем, буду говорить: «Помните, как Джайлс нарядился арабом, а у Беатрис было покрывало на голове и куча браслетов на запястьях?» Время все смягчит, сделает предметом для смеха. Но сейчас мне было не до шуток. Сейчас я не смеялась. Сейчас не будущее, а настоящее. Слишком эта минута живая и яркая, слишком она реальна. Я сидела на постели, дергая пуховое одеяло; вытащила перышко из дырочки в углу.
— Не хотите немного коньяка? — спросила Беатрис, делая последнюю попытку. — Я знаю, храбрость во хмелю недорого стоит, и все же иногда это творит чудеса.
— Нет, — сказала я, — я ничего не хочу.
— Мне придется пойти вниз. Джайлс говорит, уже и так задержались с обедом. Вы уверены, что я могу оставить вас одну?
— Да. Большое спасибо, Беатрис.
— Ах, милочка, не благодарите меня. Если бы я могла хоть чем-нибудь помочь!
Она быстро наклонилась к зеркалу, обмахнула лицо пуховкой.
— Господи, ну и чучело, — сказала она. — Это проклятое покрывало уже сползло на сторону. Ну, видно, ничего не попишешь.
Шурша платьем, Беатрис вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь. Я чувствовала, что утратила ее симпатию и сочувствие своим отказом спуститься вниз. Я струсила, ушла в кусты. Она этого не может понять. Она и такие, как она, — люди другой породы, они иначе воспитаны, чем я. У женщин этой породы сильный характер. Они не похожи на меня. Если бы на моем месте оказалась сегодня Беатрис, она бы надела другое платье и спустилась вниз к гостям. Она стояла бы рядом с Джайлсом, пожимая руки, и улыбка не сходила бы с ее лица. Я этого не могу. У меня нет гордости. У меня нет характера. Я плохо воспитана.
Я встала с кровати, подошла к окну, выглянула наружу. Садовники ходили по розарию от одного фонарика к другому, проверяя, все ли они в порядке. Небо побледнело, только несколько оранжево-розовых облачков быстро неслись к западу. Когда наступят сумерки, фонарики зажгут. В розарии стояли столики и стулья для тех, кто предпочитает быть на воздухе. До меня долетел запах роз. Садовники болтали друг с другом, смеялись.
— Тут одна лампочка лопнула, — услышала я голос, — кто мне даст новую? Маленькую синюю, Билл.
Он ввинтил лампочку и принялся насвистывать песенку, модную в те дни. Он свистел так спокойно, так уверенно; я подумала, что, возможно, сегодня ту же мелодию будет играть оркестр на галерее менестрелей над холлом.
— Порядок, — сказал садовник, включая и выключая свет. — Все остальные целы. Пойдем проверим те, на террасе.
Они скрылись за углом дома, мне все еще был слышен свист. Как бы я хотела быть на месте этого парня! Позднее, вечером, он будет стоять с приятелем у аллеи — руки в карманах, шапка сдвинута на затылок — и смотреть, как подъезжают одна за другой машины с гостями. Он будет стоять вместе с другими работниками поместья, а потом пить сидр за длинным столом, по ставленным в одном из углов террасы. «Как в старые времена», — скажет он, но его приятель, попыхивая трубкой, покачает головой: «Куда новой хозяйке до нашей миссис де Уинтер! И в подметки ей не годится».
Женщина в толпе по соседству кивнет в знак согласия, другие — тоже. «Верно, верно», — послышится со всех сторон.
— Где она сегодня? Я ни разу не видел ее.
— Бог ее знает! Я тоже ее не видел.
— Миссис де Уинтер всюду поспевала.
— Ваша правда.
Женщина обернется к соседке, таинственно кивнет головой.
— Говорят, она вообще сегодня не выходила.
— Ну да!
— Истинный Бог! Спроси Мэри!
— Верно. Один из слуг сказал мне, что она за весь вечер так и не спустилась из своей комнаты к гостям.
— Что с ней такое? Может захворала?
— Да нет, дуется, скорей. Говорят, ей не понравился костюм.
Взрыв смеха и невнятные голоса в толпе.
— Слышали вы что-нибудь подобное? Так опозорить мистера де Уинтера?
— Ну, уж я бы ей не спустил, сопливой девчонке.
— Может, все не так, одна болтовня?
— Так, так, не сомневайтесь! В доме только об этом и говорят.
Один — другому, тот — третьему. Улыбка, прищуренный глаз, пожиманье плеч. Одна кучка, затем другая. От них — к гостям, которые вышли на террасу и разбрелись по лужайкам. Вот пара, которая часа через три будет сидеть в креслах в розарии у меня под окном.
— Как ты думаешь, то, что я слышала, правда?
— А что ты слышала?
— Да что она вовсе не больна. Просто они поссорились, и она не желает выходить.
— Хорошенькое дело!
Поднятые брови, свист сквозь зубы.
— Да, все это выглядит странно, ты не находишь? Я хочу сказать, чтобы так, ни с того ни с сего разболелась голова! Все это выглядит очень подозрительно.
— Мне показалось, у него мрачный вид.
— И мне.
— Сказать по правде, я уже и раньше слышала, что их брак не очень-то удачный.
— Да?
— Хм. Мне говорили об этом. И не один человек. Говорят, он начал понимать, что сделал большую ошибку. Она-то ведь — глядеть не на что.