— Скажите барабанщику, чтобы он возвестил о моем появлении, — шепнула я. — Пусть он пробарабанит, ну, вы знаете, как, а потом объявит: — Мисс Кэролайн де Уинтер.
Он кивнул головой, он понял меня.
— Пусть он пробарабанит, ну, вы знаете, как, а потом объявит: — Мисс Кэролайн де Уинтер.
Он кивнул головой, он понял меня. Сердце у меня неистово билось — ну не глупо ли? — щеки горели огнем. Ах, как весело! Безумие, нелепость, детство, но как весело! Я улыбнулась Клэрис, которая все еще пряталась в коридоре. Подхватила подол платья обеими руками. И тут в холле раздалась барабанная дробь, и, хотя я ждала ее, знала, что она сейчас зазвучит, в первый момент я вздрогнула, испугалась. Я увидела их поднятые кверху удивленные, недоумевающие лица.
— Мисс Кэролайн де Уинтер! — вскричал барабанщик.
Я вышла на верхнюю площадку лестницы и остановилась там, улыбаясь, со шляпой в руке, в точности как девушка на картине. Я ждала хлопков и смеха, которые будут сопровождать мой путь вниз. Никто не смеялся, никто не хлопал.
Они молча смотрели на меня во все глаза, словно потеряли дар речи. Беатрис вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью. Я продолжала улыбаться. Одной рукой взялась за перила.
— Приветствую вас, мистер де Уинтер, — сказала я.
Максим не шевельнулся. Он глядел на меня, все еще держа бокал. В его лице не было ни кровинки. Оно стало мертвенно-бледным. Я увидела, что Фрэнк подошел к нему, словно хотел что-то сказать, но Максим отстранил его. Я приостановилась на верхней ступеньке. Что-то было не так, они чего-то не поняли. Почему у Максима такой вид? Почему они стоят как манекены, как люди, погруженные в транс?
И тут Максим двинулся к лестнице, по-прежнему не сводя глаз с моего лица.
— Что, черт подери, это значит? — сказал он. Его глаза сверкали от гнева. Лицо оставалось таким же смертельно бледным.
Я не могла шевельнуться, мои ноги приросли к ступеньке.
— Это портрет, — сказала я, напуганная его взглядом, его голосом. — Портрет, тот, на галерее.
Последовало долгое молчание. Мы глядели друг на друга, в холле никто не шевелился. Я проглотила комок, рука поднялась к горлу.
— Не понимаю, — пробормотала я. — Что я сделала?
Ах, если бы они не глядели на меня вот так, с пустыми непроницаемыми лицами! Если бы хоть кто-нибудь из них что-нибудь сказал! Когда Максим опять заговорил, я не узнала его голоса. Ровный, бесстрастный, холодный как лед, совсем не похожий на его обычный голос.
— Пойди переоденься, — сказал он, — не важно во что. Найди обычное вечернее платье. Любое сойдет. Иди, да побыстрей, пока еще никто не появился.
Язык не повиновался мне. Я продолжала молча глядеть на него. На белой маске его лица жили только глаза.
— Почему ты стоишь? — сказал он непривычно резко. — Ты что, не слышала меня?
Я повернулась и, как слепая, побежала под арку в коридор. Мелькнуло удивленное лицо барабанщика, объявлявшего о моем выходе. Я пробежала мимо него, спотыкаясь, не видя, куда я бегу. Слезы слепили глаза. Я не понимала, что происходит. Клэрис уже ушла. Коридор был пуст. Я озиралась по сторонам, оглушенная, отупелая, словно за мной гналось привидение. И тут я увидела, что дверь в западное крыло распахнулась и там кто-то стоит.
Это была миссис Дэнверс. Никогда я не забуду ее лица, отталкивающего, торжествующего. Лицо ликующего демона. Она стояла там и улыбалась, глядя на меня.
Я бежала от нее бегом по длинному узкому коридору до самой двери, спотыкаясь и путаясь в оборках платья.
Глава XVII
Клэрис ждала меня в спальне. Бледная, испуганная. При виде меня она расплакалась. Я ничего не сказала, я принялась срывать с себя платье. Мне не удавалось расстегнуть крючки на спине, и Клэрис попыталась мне помочь, все еще громко всхлипывая.
— Полно, Клэрис, ты тут ни при чем, — сказала я, но она затрясла головой; слезы градом катились у нее по щекам.
— Ваше хорошенькое платье, мадам, — сказала она. — Ваше хорошенькое белое платье…
— Не важно, — сказала я. — Ну что, никак не найти крючок? Да вот же он, сзади. А второй где-то сразу под ним.
Клэрис неловко возилась с крючками, руки ее тряслись, от нее не было никакого проку, она никак не могла проглотить слезы.
— Что же вы наденете, мадам? — спросила она.
— Не знаю, — сказала я, — не знаю.
Ей удалось наконец расстегнуть крючки, и я выбралась из платья.
— Мне сейчас лучше побыть одной, Клэрис, — сказала я, — будь душечкой, оставь меня. Не беспокойся, я прекрасно управлюсь. Забудь о том, что случилось. Я хочу, чтобы тебе было весело на балу.
— Может быть, погладим вам другое платье, мадам? — спросила она, поднимая на меня распухшие, полные слез глаза.
— Нет, — сказала я, — не беспокойся, лучше уходи… и, Клэрис…
— Да, мадам?
— Не… не говори никому о том, что здесь произошло.
— Конечно, мадам. — Она разразилась новым потоком слез.
— Нельзя же, чтобы тебя видели в таком состоянии, — сказала я. — Пойди в свою комнату и приведи в порядок лицо. Плакать не о чем, абсолютно не о чем.
Кто-то стукнул в дверь. Клэрис кинула на меня испуганный взгляд.
— Кто там? — спросила я.
Дверь отворилась, в комнату вошла Беатрис. Она сразу же направилась ко мне — странная, нелепая фигура в этом ее восточном облачении, с браслетами, звенящими на запястьях.