— Ты что-то говорил о просьбе, — напомнил Валентин.
— Да, о просьбе, — согласился Емай. — Пророчество должно быть исполнено. Тому, кто был и уцелел в Ампере, не нужно объяснять, почему.
Господи, подумал Валентин. Что же этот гад еще напророчил?!
— К несчастью, — продолжил «этот гад», — я создавал Пророчество, предполагая, что сам стану Фалером. Только зная будущее наперед, Фалер сможет выполнить все ему предначертанное. Без этого знания тебе нельзя возвращаться к живым.
— Так в чем же дело? — пожал плечами Валентин. — Рассказывай, у меня хорошая память.
Гигантский рот Емая изогнулся в горькой усмешке.
— Этого не передать словами, — сказал он и плотно сжал губы. — Пророчество указывает нам иной путь.
— Пророчество указывает нам иной путь. Ведь ты — пришелец?
— Есть такое дело, — кивнул Валентин.
— Ты пришелец, — повторил Емай, — а это значит, что ты не обладаешь душой. Вот почему ты смог победить меня магией, которой не должно было быть в этом мире!
— В некоторых случаях, — поддакнул Валентин, — отсутствие души может быть весьма полезно.
— У тебя нет души, а это значит, что ее место свободно! — сказал Емай. — И вот в чем заключается моя просьба…
Но Емаю так и не удалось высказать свою просьбу вслух. Валентин на лету схватил мысль великого мага и согнулся пополам, задохнувшись от вспышки дикого хохота.
— Ты хочешь стать моей душой?! — завопил Валентин, показывая на Емая пальцем. — Ты! Ты!!!
— Я, — извиняющимся тоном сказал Емай. Он явно не понимал, отчего Валентин так развеселился, и несомненно подозревал самое худшее. — Ты понял меня правильно, Фалер. Я открою тебе дорогу назад, но мы вернемся вместе. Ты останешься в своем теле, а я стану твоей душой.
Валентин лихорадочно припомнил, что он вообще знает о душе. Пангийцы использовали эту штуку в самых разных целях — обслуживали ее, спасали, лечили, посылали в Верхние миры. И еще отдавали Богу, что обычно сопровождалось смертью тела. Точнее, припомнил Валентин, это как раз смерть тела освобождает ихние души, и Бог приглашает их в более подобающее место. В любом случае о телах, поведением которых командовали бы души, никто никогда не слышал. Наоборот, очень многие пангийцы плевали на свою душу с высокого дерева.
Так в чем же подвох? Валентин подозрительно посмотрел на водяной шар.
— Соглашайся, — сказал тот. — Ты же знаешь, душа не имеет никакой власти над телом. Ее единственное преимущество — возможность попасть в страну мертвых.
— Ага, — сказал Валентин. — Значит, если я умру…
— Да, — согласился Емай. Получив как следует огненным мечом, он стал значительно откровеннее. — Если ты умрешь, в страну мертвых попаду я.
— Хитро, — усмехнулся Валентин. — Пожалуй, для тебя эта сделка имеет определенный смысл.
— Для нас обоих она — единственная возможность выжить, — ответил на это Емай.
— А как насчет душевных болезней? — поинтересовался Валентин. — Если тебе что-то сильно не понравится в мире, не испортится ли у меня настроение?
— Испортится, — подтвердил Емай. — Но ты всегда будешь знать, что именно тебе не нравится в мире. Душа подскажет тебе, что делать.
Валентин рассмеялся. Не знавшая границ гордыня Емая начинала ему нравиться.
— Ну и для полной ясности, — с улыбкой спросил Валентин, — если я откажусь?..
— Возможно, — Емай помедлил с ответом, — возможно, ты сможешь вернуться в мир живых и без моей помощи. Но помни, что один час в стране мертвых равен одному дню в мире живых. Если ты останешься здесь, Пророчество останется без героя. Ты сам можешь догадаться, что это значит.
— Видимо, я очень быстро найду этот способ, — с сомнением пробормотал Валентин. Катастрофа, на которую так недвусмысленно намекал Емай, казалась вполне вероятной. Эриох, сошедшие с ума порталы, восемнадцать Избранных на один талисман — все это могло оказаться только началом.
— Или согласишься на мое предложение, — спокойно ответил Емай. — Теперь я понимаю, что означала строка, продиктованная мне Нираадом.
— Теперь я понимаю, что означала строка, продиктованная мне Нираадом. «С белым гневом и с черной душой».
Самокритично, подумал Валентин. Впрочем, у пангийских магов черный цвет всегда пользовался особой популярностью. Как бы Хеору не пришлось потесниться — вот вам еще один кандидат на звание Великого Черного.
Итак, что же мы будем делать?
Что, что, скривился Валентин. Как всегда, то, что хочется. Какой дурак отказался бы сейчас от Емая и продолжил бы пялиться в эту долбаную черноту? Разве что тот, кто имел бы на этот счет соответствующие указания. А я — вольная птица, что хочу, то и делаю.
— Ну что ж, — сказал Валентин и улыбнулся, припомнив, кого первым встретит в мире живых, — пожалуй, я склонен принять твое предложение. Черная душа мне очень скоро понадобится.
— Скажи это громко и ясно, — потребовал Емай. — Вот так: пусть Емай станет моей душой!
Валентин еще раз огляделся по сторонам. Холодная тьма вокруг не слишком радовала глаз.
— Пусть Емай станет моей душой! — громко произнес Валентин.
Огромный рот исчез с лица водяного шара, а Валентин разинул свой — почти так же широко.
Тому, у кого никогда в жизни не было души, очень трудно описать, что это такое. Похлопав глазами примерно с минуту, Валентин испустил протяжный вздох и выразил свои эмоции коротким междометием: