интересует, чего это он спит. Старшина будит его и говорит:
— Ты что это спишь?
Тот объясняет, что ночью работал и теперь спит до обеда с разрешения дежурного.
— А-а… — говорит старшина и отходит. Через полчаса подходит командир группы и встряхи-вает койку:
— Ты что, спишь что ли?
Тот, что спит с разрешения, просыпается и объясняет.
— А-а, — говорит командир группы и отходит. Тот, кому разрешили, снова — нырь в койку. Еще через полчаса в кубрик влетает командир боевой части.
Пролетая мимо, орлиным взором окидывает койки любимого личного состава. Кто это там? Что такое? Круто меняется направле-ние, и за одеяло —
хвать!
— Ты чего? Спишь что ли, а?!
Личный состав сидит на койке, насупясь,
— Почему молчите?
Личный состав не молчит, он объясняет.
— Ясно! — говорит командир боевой части. — Смотри, только чтоб вовремя встал. И коечку обтянешь. Видишь, как у тебя подматрасник висит? Встань,
встань, посмотри, как висит. И нож-ное полотенце на место. Вот посмотри, в каком положении у тебя ножное полотенце!
Личный состав посмотрел на положение ножного полотенца и опять — хрясь в койку.
Через полчаса в кубрике появляется старпом. На носу сдача задачи, и вид у старпома сабле-зубый. Тут он видит спящего и орет:
— Что?! Кто?! А?! Почему?! Кто разрешил, я спрашиваю?! Дежурный?! Какой дежурный?! Рабочий день!..
В общем, спать на флоте невозможно. Можно только отдыхать.
А спать хочется до одури. Я постоянно не высыпаюсь.
Я постоянно не высыпаюсь. Вот только мой нос минует срез верхнего рубочного люка — и все: глаза сами закрываются. А в
автономке снятся только цветные кошмары. И действуешь во сне, как наяву. Просыпаешься и не знаешь, где спал, а где служил. Просыпаюсь однажды в
ужасе: приснилось, что все волосы на груди побрили визжащей машин-кой. Когда снятся кошмары, нужно менять сторону лежания. Повернулся я и не
успел глаза за-крыть, как побрили со спины.
О поддержании боеготовности
Для поддержания боеготовности надо… Боеготовность, чтоб вам всем было понятно, она как штаны, а их нужно постоянно поддерживать. Они норовят
упасть, а ты их поддерживаешь. Для поддержания уровня боевой готовности лучше всего стоять в строю. Так его легче поддерживать. Этот уровень.
Удобнее просто. Все хором взяли и подтянули.
И если уж мы заговорили о строе, то не вредно будет узнать,
чего же в строю нельзя
Чего только в строю нельзя! Все нельзя. Например, нельзя в строю гавкать. Слышно потому что. Я когда впервые встал в строй, а со строем, в
котором я стоял, впервые поздоровался коман-дир, — тогда я почему-то решил, что если я в то время, пока все остальные говорят отрывисто:
«Здравия! Желаем! Товарищ! Капитан! Лейтенант!», погавкаю в такт: «Гав-гав-гав», то это на об-щем фоне не будет заметно и будет оригинально.
Оказалось, все слышно. Я по глазам командира понял. Удивился он.
Строй
Друзья мои, строй — это собрание вдохновленных.
Если личный состав занять нечем, то лучше всего его строить и проверять наличие. Или маршировать. Маршировать лучше, чем разлагаться.
О строевой песне
Идет строй курсантов на вечерней прогулке и поет:
В-с-е м-ы л-ю-б-и-м п-а-с-т-у «П-о-м-о-р-и-н», п-а-с-т-у «П-о-м-о-р-и-н», п-а-с-т-у «П-о-м-о-р-и-н».
Т-ы п-р-и-ш-л-а и с-ъ-е-л-а «П-о-м-о-р-и-н», с-ъ-е-л-а «П-о-м-о-р-и-н», с-ъ-е-л-а «П-о-м-о-р-и-н».
В-с-е м-ы л-ю-б-и-м п-а-с-т-у «П-о-м-о-р-и-н»…
Я все думал, вставлять этот эпизод в эссе или не вставлять. Потом вставил. Пусть будет на всякий случай. О чем же еще вам рассказать?
Может быть, о зеркале?
Один мой приятель утром перед зеркалом, собираясь на службу, орал сам себе:
— Мал-чать! Право на борт! Мал-чать! Право на борт!..
Вот так сто раз проорет и целый день служит спокойно.
О строевом смотре
Строевой смотр, по-моему, это венец, можно сказать, всему. Так мне, по крайней мере, ка-жется. Стоял я как-то на строевом смотре дивизии атомных
подводных лодок. (Только прибыл служить на атомоходы с бербазы и сразу же — на смотр.) Подходит ко мне начальник штаба, и я как положено
представляюсь, а он мне:
— Почему шинель белая?
А я в этой шинели цемент полгода на машине возил. Она у меня цементного цвета.
— Потому что цемент возил, — говорю я.
— А где ваша другая, парадная шинель? — спрашивает он.
— В посылке идет, — говорю я.
— А жена у вас тоже в посылке идет?
— Не женат, товарищ капитан первого ранга!
— А почему вы небриты?
— Раздражение, товарищ капитан первого ранга!
И тут он берет меня за верхнюю пуговицу на шинели и, к удивлению моему, ее оттягивает, и пуговица моя отделяется, а вслед за ней из меня
появляется белый шнур. Оказывается, пуговицы у нас на шинели на шнур насажены. Шпур оборвался где-то там внутри, вот он его и вытянул. Оттянул
он мне шнур и отпустил, и повис у меня шнур очень низко и болтается.
— А это что? — спрашивает он,
— А это шнур, — говорю я.
— Накажите его, — поворачивается он к моему командиру, — у него на все есть ответ.
И наконец, о начальнике
Чем выше звание начальника, тем больше мусора в помещении и больше запятых, пропу-щенных в документе.
Как себя вести с начальником?
Как со зверем в зоопарке: не прикасаться к клетке.
Что делать, если начальника с утра злая муха укусила безжалостно?
Нужно сохранять спокойствие. Потому что начальник не вечен. «И этот пройдет!» — как ска-зал Соломон.
Вызывает меня старпом, и только я появляюсь в дверях, он орет;
— Вы-ы! Значит, так! Сход запрещаю! Да-а! И находиться со мной постоянно на связи! Каж-дые пятнадцать минут мне доклад по телефону, что вы