захлестывает и воспоминания одолевают. А ве-ник как веник, но перевернешь — и уже чувствуешь, что раньше это, может быть, был даже и не веник, а
какой-нибудь прекрасный прибор. Скажете, так не бывает? На флоте, друзья, все бывает. Веник — штука универсальная. В него что хочешь может
превратиться. Даже офицер может пре-вратиться в веник. Издали — офицер, а чуть ближе — веник. Но что интересно: обратного превра-щения еще никто
не наблюдал.
Теперь о гармонии.
О гармонии с природой
Офицер, он когда находится в гармонии с природой? Когда цветет. А когда он цветет? Когда одет в парадную форму и выстрижен, как парковая
культура.
Вот если б он еще поменьше жрал, то был бы еще гармоничней.
И еще хочется сказать о форме одежды
Однажды одному нашему разрешили говорить все, что он хочет сказать о нашей форме оде-жды. Так у него столько слюны при этом выделилось, что он
захлебнулся. Насилу откачали и уволили в запас по здоровью на шестьдесят процентов пенсии.
Во всяком случае, шинель бы я оставил. Через пятьдесят лет ей цены не будет.
Что делать на службе, если тебя послали?
Идти.
И при этом что нужно просто знать?
Нужно просто знать, что все, что ни делает офицер, он делает для блага Отечества.
О братстве
Все пополам, как в песне. Вошел в кают-компанию и видишь; один ты за столиком, а сгу-щенка, на шестерых рассчитанная (по ложке па пасть), на
блюдечке мерзко блестит. Делишь ее пополам и «съедаешь.
Входит следующий.
— О-о, — говорит он, — сгущенка, — делит ее пополам и съедает.
Входит еще один и говорит:
— Ты смотри: сгущенка, надо же! — после чего садится — и опять пополам,
Четвертый входит и спрашивает:
— Вестовой, еще сгущенка есть?.. А почему?..
О биографии
Офицер свою биографию не помнит. Так что лучше ее написать и держать при себе. Осо-бенно раздражают родственники жены в пяти экземплярах в
алфавитном порядке.
О фамилиях
На флоте можно годами с человеком встречаться, здороваться и разговаривать, но не знать ни имени его, ни фамилии.
О пользе комиссий
Если б не было комиссий по проверке на флоте существующих положений, то не было бы ясности в том, чем же мы все-таки занимаемся.
О встрече комиссий
Начало работы комиссии сопровождается судорожной сменой кремовых рубашек на белые. С вечера объявляют: «Завтра — тужурка, белая рубашка!» До
обеда по территории ловят тех, кто пришел в кремовых. Во время обеда объявляют; «Прекратить нервозность! Всем быть в кремо-вых!» После обеда
ловят тех, кто в белых. К концу дня все все перепутали и пребывают кто в чем.
Так и встречаем комиссию: кто в чем.
Об организации
Лежал у нас перед КПП огромный валун. Тонн на пятьдесят. И решили его перед комиссией убрать. Выделили пятьдесят моряков. Почему пятьдесят? А
прикинули: по тонне на человека — и нормально будет. При соответствующей организации.
Облепили они валун, потужились, попку от земли поотрывали — ну никак, нет организации! Вот при хорошей организации, не устаю повторять, на
нашего морячка нагрузи хоть тонну — и он свезет, а здесь, в этом конкретном случае, не было организации. Потому и не убрали.
Ну, если нельзя убрать, то нужно покрасить. Затащили на валуи сверху бидон с зеленой краской, опрокинули и размазали.
Потому и не убрали.
Ну, если нельзя убрать, то нужно покрасить. Затащили на валуи сверху бидон с зеленой краской, опрокинули и размазали. И стал валун зеленый.
Приехал командующий и спрашивает у старшего над валуном:
— Почему зеленый?
— А-а… другой краски не было, товарищ командующий.
— Немедленно устранить!
Немедленно? Пожалуйста! С трудом отыскали-достали белой польской эмали целый бидон, затащили туда наверх, опрокинули — и стал валун белым.
— Вы что? — сказал командующий, — Издеваетесь надо мной?!
— Никак нет, товарищ командующий! — сказал тот, что над валуном старшим назначен, и за-мотал головой. — Никак нет!
— Немед-лен-но устранить!
— Есть!!!
Где-то достали кузбасс-лака — и в ночь перед комиссией, буквально за два часа до рассвета, стал валун черный, как антрацит. Стоит и блестит.
Красиво.
И вот едет командующий с комиссией, и останавливается он перед КПП и видит чудо. И комиссия тоже его видит.
— А чего это он черный? — любопытствует комиссия.
Тут командующий, отвернувшись, может, целую минуту что-то бормочет, потом поворачи-вается всем телом к комиссии и говорит громко, пугая ее:
— Жизнь! Потому что! У нас! Такая! Жизнь!!!
И весь следующий день стая матросов вручную скалывала с валуна краску, возвращая ему его природный цвет.
О терзаниях
На службе всегда испытываешь терзания перед тем, как украсть.
Терзаться не надо.
Надо красть.
О чувстве нового
Бывают такие минуты, когда чувствуешь внутри себя тяжесть какую-то. Нехорошо как-то. От предчувствия. Одолевает что-то. Иногда гложет
одиозность. Вы не знаете, что такое одиоз-ность? И я не знаю, но гложет.
О сне
Сон на флоте — это преступление. На флоте не спят, а отдыхают. Личному составу, рабо-тающему ночью, разрешается отдыхать днем до обеда. Он,
личный состав, лежит в кубрике в кой-ке, накрытый с головой одеялом, а все ходят вокруг, и это их раздражает. Начиная со старшины команды всех