с первым же качком, изменив лицо, осторожно, не загреметь бы, лезет, и тут… трапик неожиданно так… наклоняется… и комдив руками и чем попало…
балансирует-балансирует на самой кромке… сохраняет, можно сказать, с папкой… Те, что на пирсе, ртами-руками на цыпочках невольно повторяют за
ним каждое дурацкое движение: взмах — комдив взмахнул — еще взмах — туда-сюда, туда-сюда — тысяча легкомысленных движений тазом па жердочке…
Потом он медленно начинает валиться, и матрос-швартовщик не выдерживает, непроизвольно дергает рукой, чтоб как-то помочь, и легость (это штука
такая на веревочке, ее привязывают к швартову, потом бросают на пирс, там ловят и вытягивают швартов)…и легость — она свинцовая, в оплеточке, —
сорвавшись у него с руки, летит в зависшего над водой комдива и бьет его по макушке, по самой башке — бах!
— Ax! — ахает комдив и летит в воду.
Комдив ступает на него брезгливо, но
с первым же качком, изменив лицо, осторожно, не загреметь бы, лезет, и тут… трапик неожиданно так… наклоняется… и комдив руками и чем попало…
балансирует-балансирует на самой кромке… сохраняет, можно сказать, с папкой… Те, что на пирсе, ртами-руками на цыпочках невольно повторяют за
ним каждое дурацкое движение: взмах — комдив взмахнул — еще взмах — туда-сюда, туда-сюда — тысяча легкомысленных движений тазом па жердочке…
Потом он медленно начинает валиться, и матрос-швартовщик не выдерживает, непроизвольно дергает рукой, чтоб как-то помочь, и легость (это штука
такая на веревочке, ее привязывают к швартову, потом бросают на пирс, там ловят и вытягивают швартов)…и легость — она свинцовая, в оплеточке, —
сорвавшись у него с руки, летит в зависшего над водой комдива и бьет его по макушке, по самой башке — бах!
— Ax! — ахает комдив и летит в воду.
На лету он все-таки хватается за убившую его легость и за веревку, его об пирс, как лягушку, — бямс! — еще раз — бямс!
И тут все очнулись, набежали-затоптались, «держи-тащи!» — дернули, чуть руку ему не оторвали, и вытащили на пирс.
С комдива льет ручьями: успел водичку черпануть. Ему подают фуражку: ее уже выловили. Он задумчиво ее надевает. Из-за огромной шишки фуражка
вертится на голове, как сомбреро на колу. Перед ним зачем-то ставят убившего его матроса. У того в глазах страх в сочетании с готовностью
умереть за Отечество. Комдив делает рукой «уберите», матроса убирают. Только теперь комдиву становится больно, и он, схватившись за голову,
сморщившись, сосет сквозь зубы:
— Ууууу-й! Ссссс-у-ка!
Дежурный, встрепенувшись, будто комдивское «сука» относится именно к нему, в готовности к немедленному действию бодро произносит:
— Разрешите доложить план на сегодня!
— А что, на сегодня еще что-нибудь есть?..
— Есть…
— Потом, — говорит комдив, лаская свое уродство, — у меня сейчас личность не в порядке…
Комдив отъезжает. На пирсе остаются: дежурный, заторможенный лейтенант, свора матросов и заспанное солнце.
ВАСЬКА
Ваську в автономку взяли маленьким котенком. За три месяца он превратился в огромного котищу: то ли поля магнитные на него подействовали, что
он. так вымахал, то ли радиация, то ли еще что-то на него повлияло.
Во всяком случае, слухи о том, что кошки на атомных подводных лодках от полей дохнут, на примере Васьки не подтвердились — он толстел с каждым
днем,
Крыс он ненавидел. У нас на лодке крыс было — племенное стадо. Раньше на атомоходах крысы не жили, но в один прекрасный период — просто
заполонили их.
Когда Васька был еще совсем маленьким, его мичманы в каюте вместе с одной такой тварью заперли. Ужас что было: крыса гонялась за ним по всей
каюте, но так и не догнала.
С тех пор Васька крыс очень не любил. Вырос и ежедневно давил.
У нас в автономке доклад командиров боевых частей и служб в 17.00 в центральном посту. Васька регулярно в это время являлся на доклад с
очередной своей жертвой: выложит крысу перед командиром и ждет похвалы.
— Молодец, — скажет командир и добавит: — Вот, товарищи, смотрите, единственный, от кого я в автономке вижу ежедневную отдачу, это наш кот
Васька. Учитесь у него не беречь себя ради общего дела!
Ваську периодически запускали в отсеки на подволок кают» там крысы жили целыми прайдами. И начиналось убийство: Васька по неделям оттуда не
слезал.
Задавленных крыс он лично съедал и в конце автономки уже не влезал ни в какие ворота.
После автономки его вытащили на свет Божий, но он испугался, заорал, вырвался и убежал на лодку.
— Васька у нас, — говорили мы, — подводник. Никакого берега ему не надо,
Все хвалили Ваську и говорили, что он настоящий подводник.
В следующую автономку мы взяли для Васьки молоденькую кошечку: пусть хоть у одного настоящего Подводника в походе баба будет.
И на доклад они вместе являлись, и дети у них пошли…
ВИТЮ НАШЕГО…
За борт смыло! Правда, не то чтобы смыло, просто перешвартовались мы ночыо, а он наверху стоял, переминался, ждал, когда мы упремся в пирс
башкой, чтоб соскочить. А наша «галоша» сначала не спеша так на пирс наползала-наползала, а потом на последних метрах — КАК ДАСТ! — и все сразу
же на три точки приседают, а Витенька у нас человек мнительный, думает и говорит он с задержками, с паузами то есть, а тут он еще туфельки