НЕТ, РЕБЯТА!
Замов не истребить! Это такая медуза, что режь ее хоть на миллион частей, а она все равно жива, да еще и дополнительные щупальца выпустила.
Были у меня, конечно, разные там мечтанья, что на заре перестройки им все-таки головки-то отвинтят. Особенно я эту замечательную возможность
почувствовал тогда, когда они наверх стали подавать по своему обыкновению бумаги о комплексных планах перестройки и докладывать ежедневно о
количествах перестроившихся. Но быстро те мысли меня оставили, хоть я и видел, что политотдел переживает непростые дни, и длительное время
считал, что скоро они будут зарабатывать на жизнь тем, что начнут продавать за рубеж недоношенных младенцев, Я даже на стенде наглядной агитации
— том, что в штабе дивизии висит, — наблюдал начавшиеся у них содрогания. Там была фотография — «Михаил Сергеич и Раиса Максимовна посещают
корабли», — так вот, показалось мне, что Раиса Максимовна горько плачет. Придвинулся поближе, а это ей глазки кто-то аккуратненько иголочкой
выколол.
И эту фотографию обычно меняли ежедневно, а может, и ежечасно, потому что только пове-сят и два раза мимо в гальюн сходят, как уже готова —
выкололи, вешай новую.
И они вешали. А тут уже две недели висит Раиса Максимовна с совершенно поврежденными зенками, и все ходят мимо, и вроде так и должно быть. И
меня это, знаете ли, радовало.
Упадок. Гниение. Забвение. Вот чего мне хотелось.
Ну, например, спрашиваешь у потомков: «Кто такие замполиты?», — а потомки только мычат в ответ, и я наслаждался бы тем мычанием.
Я даже памятник им придумал и назвал его — «Недоумение».
Представьте себе: на постаменте грузный, лысый мужик с глазами навыкате пожимает пле-чами и разводит руки в стороны, а по бордюру расположились
маленькие фигурки того же мужи-ка, изображающие следующие аллегории: Алчность, Страх, Стыд, Пот и Похоть,
Ан нет! Выправились, мать-иху!
БОРЗОТА
Когда конкретно на флоте началось усиление воинской дисциплины, я уже не помню. Пом-ню только, что почувствовали мы это как-то сразу: больше
стало различных преград, колючей проволоки, вахт, патрулей, проверок, комиссий, то есть больше стало трогательной заботы о том, чтоб подводник
все время сидел в прочном корпусе или где-нибудь рядом за колючей проволокой.
И с каждым днем маразм крепчал!
А командующие менялись как в бреду, будто их на ощупь из мешка доставали: придешь с автономки — уже новый.
И каждый новый чего-нибудь нам придумывал.
Последний придумал вот что: чтоб в городке никто после девяти утра не шлялся, он обнес техническую зону, где у нас лодочки стоят, еще одним
забором и поставил КПП. То есть после девяти утра из лодки без приключений не выйти. А в зоне патруль шляется — всех ловит. И как убогим к
автономке готовиться — один Аллах ведает!
Связисту нашему, молодому лейтенанту, понадобилось секретные документики из лодки вынести. Пристегнул он пистолет в область малого таза, взял
секреты под мышку и пошел, а на КПП его застопорили:
— Назад!
— Я с документами… — попробовал лейтенант.
— Назад!
Лейтенант с ними препирался минут десять, дошел до белого каления и спросил:
— Где у вас старший?
Старший — мичман — сидел на КПП в отдельной комнате и от духоты разлагался.
Лейтенант вошел, и не успел мичман в себя прийти, как лейтенант вложил ему в ухо писто-лет и сказал:
— Если твои придурки меня не пропустят, я кого-то здесь шлепну!
Мичман, с пистолетом в ухе, кося глазом, немедленно установил, что обстоятельства у лей-тенанта, видимо, вполне уважительные и в порядке
исключения можно было бы ему разрешить пронести документы.
Когда лейтенант исчез, с КПП позвонили куда следует.
Когда лейтенант исчез, с КПП позвонили куда следует.
Командующего на месте не оказалось, и лейтенанта вызвал к себе начальник штаба флоти-лии.
Лейтенант вошел и представился, после чего начальник штаба успел только открыть свой рот и сказать;
— Лейтенант…
И больше он не успел ничего сказать, ибо в этот момент открыл свой рот лейтенант:
— Я сопровождаю секреты! По какому праву меня останавливают? Для чего мне дают писто-лет, если всякая сволочь может меня затормозить! Защищая
секреты, я даже могу применять ору-жие!.. — и далее лейтенант изложил адмиралу порядок применения оружия, благо пистолет был рядом, и свои
действия после того, как это оружие применено. А начштаба, оцепенев спиной, очень внимательно следил за пистолетом лейтенанта — брык-тык, брык-
тык, — а ртом он делал так: «Мяу-мяу!»
Вы думаете, лейтенанту что-нибудь было? Ничего ему не было.
И не было потому, что адмирал все-таки не успел сообразить, что же он должен в этом слу-чае делать. Он сказал только лейтенанту:
— Идите…
И лейтенант ушел.
А когда лейтенант ушел, адмирал — так, на всякий случай — позвонил медикам и поинтересо-вался:
— Лейтенант такой-то у вас нормален?
— Одну секундочку, выясним! — сказали те. Выяснили и доложили:
— Абсолютно нормален!
Тогда адмирал положил трубку и промямлил:
— Вот борзота, а? Ведь так на флот и прет, так и прет!
А блокаду с зоны, где лодочки наши стоят, скоро сняли. И командующего заодно с ней.