Недавно назначенный государственный толкач уныло покачал головой:
— Знаю, знаю. Тысячи таких крошечных плавилен работают… э… в тех районах страны, где нет ни руды ни топлива.
Комиссар посмотрел на него.
Молодой человек продолжал с видимым нежеланием:
— Школьники, которых отвлекают от занятий, собирают металлолом. И они приносят любое топливо, какое могут найти, а иногда воруют его на железнодорожных станциях. И чем больше лома и топлива они приносят, тем больше их хвалят. К несчастью, так называемый лом на поверку часто оказывается кухонной утварью, сельскохозяйственными орудиями и даже, в одном случае, рельсами с узкоколейки, проложенной к лесоразработкам.
Товарищ Броз, рано или поздно, но придется возместить уничтоженную кухонную утварь, сельскохозяйственные орудия и прочий металлолом, который не совсем таковым является.
Комиссар начал с жаром протестовать, но Иосип Пекич пожал плечами и постарался добавить металла в свой не слишком уверенный голос:
— Но самое страшное не в том, что вы отрываете людей от работы и учебы и заставляете их плавить сталь там, где нет руды. Самое страшное в том, что, как мне сказали мои друзья инженеры, сталь эта, которая, может, и была бы чудом во времена фараонов, в наши дни мало на что пригодна. Вероятно, в конечном счете ее можно использовать для изготовления таких простейших сельскохозяйственных орудий, как мотыги и грабли, но в таком случае круг замыкается, потому что основным сырьем для этой так называемой стали и служат кухонная утварь, сельскохозяйственные орудия и тому подобное. Но использовать ее в современной промышленности нельзя.
Комиссар побледнел от злости. Опершись на сжатые кулаки, он наклонился над столом, глядя вниз на сидевшего перед ним посетителя.
— Товарищ, — язвительно прошипел он. — Я предупреждаю вас, товарищ Янкез интересовался нашими успехами. Кроме того, мы не только соратники, но и свояки.
Иосип Пекич уныло кивнул и продолжал дрожащим голосом:
— Об этом меня предупредили ваши подчиненные. Тем не менее, товарищ Броз, вы… короче, вы уже не комиссар Металлургического комбината. Я отправил рапорт товарищам Янкезу и Карделю.
В дверь постучали посреди ночи. Александр Кардель всегда знал, что это произойдет именно так.
Еще в те далекие времена, когда только начиналась его партийная карьера, когда цели, которые он себе поставил, заставляли его карабкаться, расталкивая и спихивая вниз всех на своем пути к вершине, он ждал этого каждую минуту.
Да, на первый взгляд он казался совсем иным: дружелюбным, веселым, спокойным и внешне отличался этим от других секретарей исполкома Партии. Всегда больно падать с высоты, независимо от того, умел ли ты пошутить снисходительно и непринужденно или нет.
Александр Кардель еще не спал, когда, вскоре после полуночи, его дверь загремела под ударами кулака. Совсем недавно он трясущимися руками выключил видеотелефон после более чем неприятного разговора с Президентом Союза Балканских Республик Зораном Янкезом.
В течение последних десяти лет Карделю удавалось успокоить Первого даже тогда, когда он был вне себя от ярости, что повторялось в последнее время все чаще и чаще. По мере того как усложнялась социально?экономическая структура Народной Демократической Диктатуры, по мере того как индустриализация в геометрической прогрессии умножала количество автоматизированных производств, руководить страной становилось намного труднее, чем раньше. Одно дело — с винтовками и гранатами в руках, после разрушительной войны, уничтожившей лучшую часть нации, захватить власть и даже удерживать ее, управляя неграмотными крестьянами и необученными рабочими. Однако для проведения индустриализации требуются ученые и технические специалисты. Любой олух может орудовать лопатой или выполнять простейшие операции на бесконечном заводском конвейере. Но в век автоматизации практически все рабочие должны иметь высокую квалификацию, для неучей работы нет. Население Народной Демократической Диктатуры давно уже не шло бессловесной толпой за своими вождями, и проблемы, которые возникали теперь, не так?то просто было разрешить.
Да, Первый все чаще приходил в ярость. Александр Кардель видел, что Янкез догадывается о многом — не понимая сути проблем, о которых ему сообщали планирующие органы. А неуверенный в себе человек, неважно, диктатор он или землекоп, чувствует себя подавленным.
Лицо Зорана Янкеза появилось на экране видеотелефона. Он был вне себя от злости и сразу набросился на своего помощника:
— Кардель! Ты понимаешь, что этот… твой идиот затеял на этот раз?
В глубине души Кардель испугался.
С Первым было все труднее и труднее, особенно в последние дни. Он начал льстиво:
— Зоран, я…
— Не смей называть меня Зораном! И будь добр, не льсти после тех предательских советов, что ты дал мне за эти месяцы. — Первый был так разгневан, что его толстые щеки тряслись от ярости.
Кардель никогда не видел его таким рассерженным. Он сказал примирительно:
— Товарищ Янкез, я пришел к выводу, что мне следует посоветоваться с вами, не стоит ли нам лишить этого молодого смутьяна всех полномочий и отправить его…