На войне погибли миллионы. На каждый миллион погибших приходилось некоторое (и весьма немалое) число калек — глухих и слепых, безруких и безногих, обожженных и получивших иные страшные увечья. В первые послевоенные годы пригородные электрички, вокзалы, площади, базары, кладбища и городские парки Советского Союза были забиты нищими инвалидами. Страна не могла их обеспечить ни жильем, ни продовольствием, ни одеждой, ни деньгами, ни медицинской помощью. Все они, грязные, вшивые, гниющие, опустившиеся, вечно пьяные, были одеты в истрепанную военную форму. На головах — пилотки, офицерские фуражки с поломанными козырьками, шлемы танковые и летные, бескозырки с давно стертыми именами боевых кораблей. На груди — исцарапанные ордена с потрескавшейся эмалью, потертые медали с засаленными ленточками. Они пели песни о минувших боях и сражениях:
Он шел впереди с автоматом в руках,
Матрос Черноморского флота…
Они рассказывали жуткие истории о войне. Они выпрашивали милостыню, которую тут же пропивали. Употребляли они денатурат, политуру и подобные продукты химической промышленности. Своим мерзким видом они портили праздник победившему народу. Что делать с ними?
У товарища Сталина были радикальные решения для любых проблем. И с этой напастью тоже удалось справиться. Страну от инвалидов быстро очистили: под предлогом заботы об их здоровье инвалидов войны со всей страны свозили в «дома инвалидов» и оставляли там умирать без достойного обеспечения и ухода (известно, например, что один из таких домов-интернатов с 1952 года функционировал на острове Валаам).
Итак, эту проблему тоже решили. Но не все проблемы решались так гладко, как борьба с беззащитными инвалидами. Некоторые проблемы удалось решить лишь частично.
Во время войны в германский плен попали миллионы советских солдат и офицеров. Многие погибли на чужбине. Но те, кто выжил, не спешили возвращаться на свою любимую Родину. Кроме того, немцы вывезли около пяти миллионов граждан Советского Союза для работы на германских предприятиях. Война завершилась, но и эти граждане вовсе не горели желанием ехать домой. Их пришлось возвращать обманом и силой. Вернули не всех. Самые проворные уклонились от возвращения на Родину, освободившую Европу от коричневой чумы. Да и у тех, кого принудительно вернули, патриотизма не прибавилось.
В те времена шутили, что Сталин на войне сделал только две ошибки.
Первая: показал Ивану Европу.
Вторая: показал Ивана Европе.
Миллионы советских солдат побывали в Германии и Австрии, в Польше и Чехословакии, в Болгарии и Югославии, в Финляндии, Венгрии и Румынии, даже в Норвегии и Дании. И везде, во всех этих странах люди жили иначе, чем у нас. В самых бедных деревнях разоренной войной Европы все же было лучше, чем в советских колхозах.
Советские солдаты и офицеры, возвращаясь с войны, надеялись, что вот сейчас что-то начнет меняться. Всеобщей была уверенность в том, что теперь распустят колхозы.
Но их не распускали, поэтому лучше не становилось. Главная проблема оставалась прежней: страну было нечем кормить.
2
В 1970-е годы в советской печати замелькало признание Чёрчилля о том, что во время встреч на высшем уровне якобы и он сам, и все остальные присутствующие вставали, когда входил Сталин, и якобы держали руки по швам. Ваш покорный слуга тоже стал жертвой советской пропаганды. Эту глупость я тоже повторил в своих книгах. Но проверил источники и убедился — Чёрчилль такого не говорил и не писал. Беру свои слова обратно. За допущенную глупость прошу прощения.
Советская пропаганда состряпала и запустила в оборот еще один штамп, звучавший похвалой Сталину: он-де принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой.
Вот на эту мякину я не клюнул, эту глупость не повторил, потому как жизнь советских колхозов наблюдал с весьма короткой дистанции. Потому как дед мой, кузнец Василий Андреевич Резунов, всю жизнь пропахал в колхозе имени Шевченко Солонянского района Днепропетровской области. Хутор Садовый, куда я иногда приезжал к своему деду и бабушке, помнил и людоедство после коллективизации, и людоедство послевоенное. Рассказы мужиков были удивительно однообразны. А пожилые женщины не рассказывали ничего — они только плакали, когда заходил разговор о временах «великого перелома», то есть коллективизации, и временах «великой победы над фашизмом».
Горестные рассказы слегка подвыпивших на закате дня мужиков о коллективизации и ее результатах к делу не пришьешь. Потому обратимся к источникам официальным.
С хлебом в 1947 году после голода 1946 года было очень плохо.
Это признал первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Молдавии товарищ Сердюк 3. Т. (Стенограмма июньского пленума ЦК КПСС. ЦХСД. Фонд 2. Опись 1. Дело 257. Вечернее заседание 26 июня 1957 года).
Не развалился бы Советский Союз, и стенограмма навсегда осталась бы секретной. Читать ее в те времена разрешалось только партийным вождям в ранге не ниже секретаря обкома, то есть губернатора области, если современными понятиями пользоваться. Но и этим деятелям разрешали читать не то, что обсуждалась на пленумах, — для них создавался другой вариант истории, причесанный и припудренный. Та же фраза для деятелей рангом пониже выглядела иначе: