Потом он внезапно нахмурился и, встряхнув руку, со злостью кинул нож в висевший напротив портрет пожилого эмпата.
— Ты оказался слишком слаб, отец. Драгонии нужен новый Владыка. И она его получит…
— Вот вы где. А я вас повсюду… Что с вами? Вам плохо?
Я поднялась и попыталась улыбнуться. Не получилось. Заверив служанку, что со мной все в порядке, поспешила вниз, на ходу приводя себя в порядок.
Опять Эрот. Если так пойдет и дальше, то вскоре я буду видеть его чаще, чем собственное отражение в зеркале.
Я быстро спустилась вниз, стараясь по дороге взять себя в руки. Не хотелось бы, чтобы Вол заподозрил меня в очередном видении. У меня просто не было сил что-либо ему сейчас рассказывать. Да и много ли от этого толку? То, что я вижу картины прошлого, вряд ли поможет мне изменить грядущую картину будущего.
Слишком много загадок и тайн окутывают Драгонию. Если сами эмпаты не разобрались во всем этом за долгие тысячелетия, едва ли я смогу что-либо изменить за один месяц. К тому же Дорриэн уже все решил для себя и отступать, как я понимаю, не намерен.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Голос советника вывел меня из задумчивости. Оказывается, мы уже ехали в Ирриэтон. Я даже не заметила, как попрощалась с Лестой и села в карету.
Дождь усилился. Время от времени небо рассекали блестящие молнии, а вдалеке слышались громкие раскаты грома. На улицах не было ни души. Не удивительно. В такую погоду и нос не захочется высовывать из дому.
— А что говорить? Я просто решила прогуляться по дому колдуньи. — Советник недоверчиво посмотрел на меня, но лезть в душу не стал. — Почему у Лесты на стенах не висит ни одного портрета? Она же не может быть совершенно одинока? Хоть какие-то родственники должны же иметься.
Эмпат неуверенно покачал головой.
— Сколько себя помню, никогда не слышал ни о каких родственниках Лесты. Да и она сама всегда избегает говорить на эту тему.
— Колдунья очень похожа на мать Эрота. — Черт! Опять проболталась! И что мне с собой делать?
Воллэн расплылся в довольной улыбке.
— Ты все-таки что-то видела.
— Ну, видела! Ничего особенного.
— Ну, видела! Ничего особенного. Опять отрывки из жизни Эрота. С такими успехами я о нем скоро буду знать больше, чем о самой себе и своем прошлом. Как ты думаешь, Леста могла быть его матерью?
— Нет, это невозможно! — Воллэн с такой силой затряс головой, что я было забеспокоилась, как бы она у него не отвалилась. — Эмпаты хоть и живут долго, но не настолько. Эрот умер около десяти тысяч лет назад. Поэтому Леста, какой бы долговечной старухой она ни оказалась, никак не может быть его матерью.
— Но ведь Теора сказала мне, что колдунья нянчила вашего сдвинутого Владыку!
Эмпат состроил привычное выражение лица — закатил глаза и произнес грустное «ах».
— Просто так говорится. Никто точно не знает, сколько ей лет. Но жить десять тысячелетий не дано никому. Самому старому эмпату, занесенному в наши летописи сейчас девятьсот девяносто семь лет. Он до сих пор жив. Если помнишь, это старейшина Арон — очередная жертва твоих неугомонных друзей.
Я улыбнулась про себя. Долго же потом после случая на балу Вол уговаривал Владыку не казнить эльфов и Лора. Хотя особых переживаний по этому поводу я не испытывала. Ни близнецов, ни принца Дорриэну не было смысла трогать. А вот если бы в этой затее была замешана я…
— Что тебе Леста говорила? — спросила я, вспомнив, как меня бесцеремонно вытолкали за дверь.
Воллэн на секунду задумался, а потом слишком быстро проговорил:
— Попросила приглядывать за тобой. И кстати, просила напомнить тебе, что завтра она приедет в Ирриэтон.
Специально заговаривает мне зубы! Голову даю на отсечение или любую другую часть своего тела, что говорили они не обо мне. Небось, Леста рассказывала ему об Эдель. Девушка ведь приезжала к ней, когда колдунья находилась в Долине. Теперь, после того как Вол признался мне в своих чувствах к Эдель, он старался избегать этой темы и всегда, когда я спрашивала его об эмпатии, начинал нести всякую чушь.
Подъехав к замку, эмпат быстро простился со мной и, сославшись на неотложные государственные дела (ночью!), поспешил исчезнуть. Я помахала ему вслед своим грозным кулачком. Негодяй! Как я ему, так все должна рассказать, а как он мне, так дулю с маком! Ну ничего, завтра я устрою Лесте допрос с пристрастием.
С этими зловещими мыслями я побежала в комнату кормить Феню, который на протяжении всего вечера не издал ни звука и терпеливо ждал, пока его хозяйка наговорится с колдуньей. Умничка! В последнее время он бедненький начисто лишился моего общения, тепла и ласки.
Глава двадцать четвертая
То истиной дышит в ней все,
То все в ней притворно и ложно!
Понять невозможно ее,
Зато не любить невозможно.
М. Ю. Лермонтов
Утром меня разбудил громкий визг Фени. Перепуганная, я резко вскочила и испуганно посмотрела на птицу. Последний раз мой питомец кричал так, когда будил ребят в лесу около Лакийских гор.
— Феня! Ты решил в гроб меня вогнать своими воплями?!
Птенец, сжавшись в комок, сидел на подоконнике и виновато смотрел на меня. Потом он повернул свою мордочку к двери. Я проследила за его движением и, не сдержавшись, заорала похлеще птицы. Возле двери, прислонившись плечом к стене, стоял Дорриэн и окидывал меня ленивым взглядом. Помню, однажды он точно так же смотрел на мое колье. Внимательно, изучающее, заинтересованно. Еще бы тут не заинтересоваться! Я стояла возле кровати, одетая в тонкую полупрозрачную сорочку белого цвета, с копной черных волос торчащих в разные стороны, как после неудачной завивки, и сумасшедшим глазами смотрела то на Феню, то на Владыку.
Птенец взглянул на мое одеяние и осторожно взвизгнул, напоминая своей хозяйке о ее внешнем виде. Я подскочила к кровати и, схватив одеяло, быстро завернулась в него.
— Какого демона вы здесь делаете?! Дверью не ошиблись?