— Думаю, в Стирии вы имели бы успех. В вас много… безжалостности, так это называется? Как бы там ни было, — Коска небрежно пожал плечами, — я с удовольствием буду служить под вашим началом.
«Пока кто-нибудь не предложит тебе больше, верно, Коска?»
Наемник указал на отрубленную голову:
— Что я должен с этим сделать?
— Выставить ее на зубце городской стены, где она будет хорошо видна. Пусть гурки оценят нашу решимость.
Коска прищелкнул языком.
— О, головы на пиках! — Он стащил голову со стола за длинную бороду. — Это никогда не выходит из моды.
Дверь за ним захлопнулась, и Глокта остался в аудиенц-зале один. Он потер онемевшую шею и вытянул затекшую ногу под запачканным кровью столом.
«Сегодня я хорошо поработал. Но день уже окончен».
Но день уже окончен».
Снаружи, за высокими окнами, над Дагоской сгущалась тьма. Солнце уже село.
Среди камней
Над равниной появились первые признаки рассвета: отблески на исподе огромных туч и на краях древних камней, тусклый просвет на восточном горизонте. Это зрелище редко доводится видеть человеку — первое тусклое зарево; во всяком случае, Джезаль его видел нечасто. Дома он, в безопасности казармы, сейчас крепко спал бы в теплой постели… Ни один из спутников мага не уснул этой ночью. Они провели эти долгие холодные часы в молчании, сидя на ветру и стараясь вовремя заметить силуэты преследователей на равнине. Они ждали. Ждали рассвета.
Девятипалый хмуро взглянул на восходящее солнце.
— Самое время. Скоро они придут.
— Правда, — онемевшими губами пробормотал Джезаль.
— Теперь слушай меня. Оставайся здесь и присматривай за повозкой. Почти наверняка кто-нибудь захочет обойти кругом, чтобы приблизиться к нам с тыла. Поэтому ты остаешься здесь. Понял?
Джезаль сглотнул. Горло его сжалось от напряжения. Он мог сейчас думать только об одном: как все несправедливо. Как несправедливо, что ему придется умереть таким молодым.
— Отлично. Мы с Ферро будем с той стороны, вон за теми камнями. Думаю, в основном на нас будут наступать оттуда. Если что случится, кричи, но если мы не придем… ну, сделай, что сумеешь. Возможно, мы будем заняты. Или мертвы.
— Мне страшно, — сказал Джезаль.
Он не хотел этого говорить, но сейчас это вряд ли имело значение.
Но Девятипалый лишь кивнул.
— Мне тоже. Нам всем страшно.
Ферро со свирепой усмешкой поправила колчан на груди, подтянула перевязь меча, надела перчатку для стрельбы, пошевелила пальцами, ущипнула тетиву: все прилажено, все готово к бою. Перед битвой — весьма вероятно, смертельной — она выглядела так, как выглядел Джезаль, когда он собирался на ночную прогулку по тавернам Адуи. Ее желтые глаза возбужденно горели в утреннем сумраке, словно она не могла дождаться, когда все начнется. Джезаль впервые видел ее такой радостной.
— По ней не заметно, чтобы ей было страшно, — сказал он.
Девятипалый нахмурился.
— Ну, может, она и не боится, но я не хотел бы брать с нее пример. — Он внимательно смотрел на Ферро. — Когда кто-то слишком долго ходит между жизнью и смертью, он начинает чувствовать себя живым, лишь когда смерть дышит ему в затылок.
— Верно, — пробормотал Джезаль.
Сейчас его начинало подташнивать, когда он видел начищенную пряжку своего ремня или эфесы старательно отполированных шпаг. Он снова сглотнул. Проклятье, у него во рту никогда не собиралось столько слюны!
— Попробуй подумать о чем-то другом.
— Например?
— О том, что тебя поддерживает. У тебя есть семья?
— Отец и двое братьев. Но они не слишком беспокоятся обо мне.
— Ну и черт с ними, коли так. А дети у тебя есть?
— Нет.
— Жена?
— Нет.
Джезаль болезненно поморщился. Он потратил свою жизнь на то, чтобы играть в карты и наживать врагов. Никто о нем не пожалеет.
— А возлюбленная? Только не надо мне говорить, что тебя не ждет девчонка.
— Ну, может быть…
Однако он не сомневался, что Арди уже нашла себе другого. Она никогда не казалась склонной к сантиментам. Может быть, надо было позвать ее замуж. По крайней мере, было бы кому его оплакивать.
— А у тебя? — спросил он.
— Семья? — Девятипалый насупился, угрюмо потирая обрубок среднего пальца. — Когда-то у меня была семья… А теперь вот образовалась другая.
Семью не выбирают. Ты просто принимаешь тех, кто тебе дан, и пытаешься сделать для них все, что в твоих силах. — Он указал на Ферро, потом на Ки. — Она, и он, и ты — Тяжелая ладонь опустилась на плечо Джезаля — Это теперь моя семья, и я не хотел бы сегодня потерять брата. Понимаешь?
Джезаль медленно кивнул. Ты не выбираешь семью. Ты просто делаешь для нее все, что в твоих силах. Это глупо, гадко, страшно, странно, но сейчас важно другое. Девятипалый протянул ему руку, и Джезаль сжал ее так крепко, как только мог. Северянин широко улыбнулся.
— Ну, тогда удачи, Джезаль!
— И тебе тоже.
Ферро стояла на коленях возле одного из выщербленных камней, держа наготове лук с наложенной стрелой. Ветер рисовал узоры в высокой траве на равнине внизу, трепал короткую траву на склоне холма, ерошил оперение на семи стрелах, воткнутых в землю перед Ферро. Семь стрел, больше у нее не осталось.
Этого очень мало.
Она наблюдала, как они подъезжают к подножию холма. Слезают с лошадей, внимательно смотрят вверх. Подтягивают пряжки на своих потертых кожаных панцирях, готовят оружие. Копья, мечи, щиты, пара луков. Ферро пересчитала людей: тринадцать. Она не ошиблась. Но это не очень ее утешило.