— Жаль, что вы не смогли остаться и утешить его в болезни. А как насчет Кадии?
Никто не ответил.
— Решили, что он не захочет встречаться с ним? — Глокта неучтиво кивнул в сторону эмиссара. — Какое счастье, что вы трое не такие чувствительные!.. Я наставник Глокта, и хотя вам, возможно, сказали другое, я здесь главный. Прошу прощения за опоздание — мне не сообщили о вашем прибытии.
Его глаза метали молнии в Виссбрука, но генерал отводил взгляд.
«И правильно делаешь, хвастливый придурок. Я тебе этого не забуду».
— Мое имя Шаббед аль-Излик Бураи. — Посланник превосходно владел общим наречием, а его голос был столь же властным, авторитетным и надменным, как и его вид. — Я прибыл в качестве эмиссара от Уфмана-уль-Дошта, законного правителя Юга, могучего императора великого Гуркхула и всех кантийских земель, внушающего любовь, страх и преданность превыше любого другого человека в пределах Земного круга, помазанного правой рукой нашего Бога, самим пророком Кхалюлем.
— С чем вас и поздравляю. Я бы поклонился, да вот растянул себе спину, выползая из кровати.
На лице Излика появилась тонкая усмешка.
— Увечье, воистину достойное воителя. Я прибыл, чтобы принять вашу капитуляцию.
— Вот как?
Глокта вытащил из-под стола ближайший к нему стул и тяжело опустился на него.
«Будь я проклят, если простою еще хотя бы секунду только ради того, чтобы ублажить этого длинного олуха!»
— Я думал, такие предложения делают после окончания сражения.
— Сражение, если оно будет, не продлится долго. — Посланник плавной походкой прошел по плитам пола к окну. — Я вижу пять легионов, выстроенных в боевом порядке через весь полуостров. Двадцать тысяч копий, и это только малая доля того, что грядет. Воинов у императора больше, чем песка в пустыне! Сопротивляться нам так же бессмысленно, как останавливать прилив. Вы все это знаете.
Он обвел горделивым взглядом смущенные лица членов правящего совета и с невыносимым презрением уставился на Глокту.
«Взгляд человека, считающего, что он уже победил. И никто не станет винить его за это. Возможно, так и есть».
— Лишь глупцы и безумцы решатся бросить нам вызов при таком неравенстве сил. Вы, розовые, никогда не были своими на этой земле. Император дает вам возможность покинуть Юг и сохранить свои жизни. Откройте ворота, и вас пощадят. Вы сможете спокойно сесть в свои жалкие лодчонки и уплыть обратно на свой жалкий островок. Никто не посмеет отрицать, что Уфман-уль-Дошт великодушен. Бог сражается на нашей стороне. Вы уже проиграли.
— Не знаю, не знаю; в последней войне мы сумели постоять за себя.
Никто не посмеет отрицать, что Уфман-уль-Дошт великодушен. Бог сражается на нашей стороне. Вы уже проиграли.
— Не знаю, не знаю; в последней войне мы сумели постоять за себя. Уверен, все здесь помнят падение Ульриоха — во всяком случае, я его помню. Как ярко горел город! Особенно храмы. — Глокта пожал плечами. — В тот день Бог, должно быть, куда-то отлучился.
— В тот день — да. Но были и другие битвы. Не сомневаюсь, что вы помните и некую схватку на некоем мосту, когда к нам в руки попал некий молодой офицер. — Эмиссар улыбнулся. — Все в божьей власти.
Глокта почувствовал, как у него затрепетало веко.
«Он знает, что я не могу этого забыть».
Он помнил свое удивление, когда гуркское копье пронзило его тело. Удивление, и разочарование, и жесточайшую боль: «Я все же уязвим». Он помнил, как конь под ним встал на дыбы и выбросил его из седла. Как боль становилась все острее, а удивление перерастало в страх. Как он полз между трупами и сапогами солдат, хватая ртом воздух, как во рту было кисло от пыли и солоно от крови. Как клинки вонзились в его ногу. Как страх сменился ужасом. Как его, вопящего и плачущего, волокли прочь от того моста.
«В тот вечер они провели первый допрос».
— Мы тогда победили, — проговорил Глокта, но во рту у него пересохло, а голос звучал хрипло. — Мы оказались сильнее.
— Это было тогда. Мир меняется. Сложное положение вашей страны на холодном Севере ставит вас в чрезвычайно невыгодное положение. Вы нарушили первое правило ведения войны: никогда не сражаться с двумя врагами одновременно.
«Его доводы трудно оспорить».
— Стены Дагоски уже останавливали вас, — проговорил Глокта, но это прозвучало неубедительно даже для его собственных ушей.
«Не очень похоже на слова победителя». Он ощущал, как взгляды Вюрмса, Виссбрука и Эйдер буравят его спину.
«Пытаются решить, на чьей стороне преимущество, и я знаю, кого бы я выбрал на их месте».
— Возможно, кто-то из вас не так уверен в прочности городских стен. На закате я вернусь за вашим ответом. Предложение императора имеет силу только в течение этого дня, повторять мы не будем. Император милостив, но его милость не беспредельна. Вам отпущено время до заката.
Посланник величественно выплыл из комнаты. Глокта подождал, пока дверь за ним захлопнется, и медленно повернул свой стул, чтобы оказаться лицом к лицу с остальными.
— Что это значило, черт побери? — рявкнул он на Виссбрука.
— Э-э… — Генерал поддернул свой пропотевший воротник. — Как солдат, я был обязан впустить невооруженного представителя противника, чтобы выслушать его условия…