Сам северянин представлял собой своего рода загадку. Когда Джезаль впервые увидел его, глазеющего с раскрытым ртом на ворота Агрионта, Логен показался ему хуже животного. Однако здесь, в диких землях, правила поменялись. Тут нельзя было отвернуться от того, кто тебе не нравится, а потом всеми силами избегать, публично унижать и оскорблять его за спиной. Здесь ты был накрепко привязан к своим спутникам, и в такой связке Джезаль понемногу начинал понимать, что Девятипалый, в конце концов, обычный человек. Хотя, без сомнения, человек дикий, разбойничьего вида и ужасно безобразный. Если говорить об интеллекте и культуре, он в подметки не годился последнему крестьянину на полях Союза, однако Джезаль должен был признать: из всей компании северянин казался ему наименее неприятным. В дикаре не было напыщенности Байяза, настороженности Ки, хвастливости Длинноногого или элементарной злобности Ферро. Джезаль не считал зазорным спросить у фермера о видах на урожай или побеседовать с кузнецом об изготовлении доспехов, каким бы грязным, уродливым и низкорожденным ни был его собеседник. Так почему бы не обсудить с закоренелым убийцей вопрос, касающийся насилия?
— Насколько я понимаю, тебе приходилось водить людей в битву? — осторожно начал Джезаль.
Северянин обратил на него ленивый взгляд темных глаз.
— Да, и не раз.
— И принимать участие в поединках?
— Конечно. — Логен поскреб рваные шрамы на заросшей щеке. — Я так выгляжу не оттого, что у меня тряслись руки, когда я брился.
— Если бы твои руки так тряслись, ты наверняка предпочел бы отрастить бороду.
Девятипалый расхохотался.
Джезаль почти привык к этому зрелищу. Разумеется, выглядел северянин по-прежнему отвратительно, но теперь казался больше похожим на добродушную обезьяну, чем маньяка-убийцу.
— И то верно, — отозвался он.
Джезаль немного поразмыслил. Ему не хотелось показывать свою слабость, но, с другой стороны, откровенностью нередко можно завоевать доверие простых людей. Если это действует даже на собак, почему бы не попробовать с северянином? Он отважился признаться:
— Сам-то я еще никогда не участвовал в настоящей битве.
— Да что ты?
— Правда. Мои друзья сейчас в Инглии, сражаются с Бетодом и его дикарями.
Девятипалый отвел взгляд.
— То есть… я хотел сказать, они сражаются с Бетодом, — поправился Джезаль.
— То есть… я хотел сказать, они сражаются с Бетодом, — поправился Джезаль. — Я был бы вместе с ними, если бы Байяз не попросил меня присоединиться к этому… предприятию.
— Что ж, тем хуже для них и лучше для нас.
Джезаль вскинул на него глаза. Если бы эти слова прозвучали из уст более утонченного собеседника, можно было бы принять их за сарказм.
— Конечно, эту войну начал Бетод. Гнуснейшее деяние, ничем не спровоцированное нападение.
— Не стану спорить. У Бетода талант затевать войны. Если он что-то умеет лучше, так это их заканчивать.
Джезаль засмеялся.
— Ты ведь не хочешь сказать, что он разобьет Союз?
— Он побеждал и при худших условиях. Впрочем, тебе лучше знать. Опыта у тебя побольше.
Смех застрял в горле Джезаля. На сей раз он почти не сомневался, что северянин иронизирует, и это заставило его на минуту задуматься. Неужели под этой искореженной шрамами, заскорузлой маской скрывалась мысль: «Ну что за дурак?» Или Байяз прав и Джезалю есть чему поучиться у северянина? Был только один способ это выяснить.
— На что похоже сражение? — спросил он.
— Сражения — как люди. Не бывает двух одинаковых.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вот представь: просыпаешься ты среди ночи, слышишь грохот, крики; выбираешься из палатки на снег, придерживая штаны, и видишь, что вокруг люди убивают друг друга. При лунном свете ни черта не видно, непонятно, кто тут друг, кто враг, никакого оружия под рукой…
— Затруднительная ситуация, — произнес Джезаль.
— Точно. Или еще представь: ты ползешь по грязи между чужих топочущих сапог, пытаешься убраться подальше, но не знаешь куда. У тебя в спине торчит стрела, задница разрублена мечом, ты визжишь как свинья и ждешь, что тебя вот-вот проткнут копьем, а ты этого копья даже не увидишь.
— Неприятно, — отозвался Джезаль.
— Еще бы. Или представь вот что: вокруг тебя круг из щитов, шагов десять в поперечнике. Люди держат эти щиты и орут во всю глотку. А внутри только ты и еще один человек, и он славится тем, что на всем Севере нет никого крепче него, и только один из вас может выйти из круга живым.
— Хмм, — протянул Джезаль.
— Вот именно. Ну как, тебе нравится что-нибудь из этого?
Джезалю ничего не нравилось.
Девятипалый улыбнулся:
— Я так и думал. И знаешь что? Если честно, мне тоже. Я побивал в самых разных сражениях, больших драках и мелких стычках. Большинство из них начиналось в полной неразберихе, и все они заканчивались полной неразберихой. И каждый раз наступал такой момент, когда я был готов наложить в штаны.
— Ты?
Северянин засмеялся.
— Бесстрашие — это похвальба для дураков. Не знают страха только мертвецы — или, может быть, те, кто скоро станут мертвецами. Страх учит тебя быть осторожным, уважать противника и во время ссоры держаться подальше от острых предметов. Все это очень полезно, поверь мне. Страх поможет тебе выйти живым из переделки, а это лучшее, на что можно надеяться в любой драке. Если человек на что-то годен, он испытывает страх. Важно, какую пользу ты извлечешь из этого страха.