Как бы ни были шанка переполнены безумной яростью, даже они должны были испугаться. Девять Смертей боялись все. Даже мертвые, которые не чувствуют боли. Даже холодные камни, которые не видят снов. Даже расплавленный металл. Даже сама тьма.
Он заревел и прыгнул вперед, отшвырнув кишки. Острие клинка чиркнуло по груди одного из троих, развернув его на пол-оборота, и тварь пронзительно завизжала. В следующий миг лезвие рубануло шанка по плечу, раскроив до самой грудины.
Последние два бросились бежать, карабкаясь по каменным откосам, но сражаются они или убегают — какая разница? Еще одна стрела вонзилась в спину одного из них прежде, чем тот успел сделать три шага, и беглец распластался ничком на камнях. Девять Смертей рванулся вперед, его пальцы сомкнулись на лодыжке последнего, сжали ее тисками. Он подтащил к себе плоскоголового, который тщетно скреб когтями по черным от сажи камням.
Его кулак стал молотом, пол — наковальней, а голова шанка — металлом для ковки. Один удар, и нос твари хрустнул, вылетели выбитые зубы. Второй, и скула твари оказалась вмята внутрь. Третий, и челюсть треснула. Его кулак был каменным, стальным, несокрушимым. Он был тяжелым, как падающая гора. Удар за ударом он дробил крепкий череп шанка, превращая его в бесформенную кашу.
— Плоскоголовый, — прошипел Девять Смертей.
Он расхохотался, поднял над головой изуродованное тело и отбросил в сторону. Перевернувшись в воздухе, оно рухнуло посреди разгромленных стоек с оружием. Девять Смертей развернулся и помчался по пещере, опустив меч Делателя вниз, так что тот гремел по камням, выбивая искры. Он вглядывался в темноту, поворачивался, переходил с места на место, но двигались лишь языки пламени и трепетали тени. Пещера была пуста.
— Нет! — взревел он. — Где же вы?
Его ноги ослабели, они почти не держали его.
— Где же вы, проклятые…
Он пошатнулся и упал на одно колено на горячие камни, хватая ртом воздух. Не может быть, чтобы работа закончилась! Девять Смертей никогда не останется без дела. Однако сила уже покидала его.
Он заметил какое-то движение, моргнул, пригляделся. Это был сгусток темноты, тихо скользящий между неверных огней и наваленных тел. Не шанка. Какой-то другой враг. Более утонченный, более опасный. Кожа темная, словно сделана из тени, ноги ступают мягко, обходят пятна крови, оставшиеся от его работы.
Не шанка. Какой-то другой враг. Более утонченный, более опасный. Кожа темная, словно сделана из тени, ноги ступают мягко, обходят пятна крови, оставшиеся от его работы. В твердых руках она держала лук — тетива наполовину натянута, наконечник стрелы резко поблескивает. Желтые глаза светились, как расплавленный металл, как жаркое золото, насмехаясь над ним.
— Ты в порядке, розовый? — Ее голос рокотал и шелестел в его звенящем черепе. — Я не хочу тебя убивать, но могу и убить.
Угрозы?
— Сука… — прошипел Девять Смертей.
Но губы его вдруг стали ужасно неуклюжими, и из них не вышло ничего, кроме длинной нити слюны. Он пошатнулся, опираясь на меч, и попытался подняться; ярость пылала в нем еще жарче, чем прежде. Он ей покажет! Девять Смертей преподаст ей урок! Он порежет ее на кусочки, а кусочки растопчет в пыль! Только бы встать…
Он покачнулся, заморгал, хрипло и тяжело задышал. Огни в топках потускнели и угасли, тени вытянулись, расплылись, поглотили его и погрузили на дно.
Еще один, всего лишь один. Всегда остается еще один…
Однако его время подходило к концу…
Логен закашлялся и задрожал, от слабости его лихорадило. В сумраке, лежа на грязном каменном полу, он увидел свои руки, сжатые в кулаки и залитые кровью, как у неряшливого мясника. Он понял, что здесь произошло, и застонал, глаза защипало от слез. Из горячей тьмы над ним склонилось покрытое шрамами лицо Ферро. По крайней мере, ее он не убил.
— Ты ранен?
Он не мог ответить. Он не знал. Кажется, у него был порезан бок, но натекло столько крови, что трудно было сказать точно. Логен попытался встать, пошатнулся, оперся о наковальню и чуть не попал рукой в тлеющий горн. Он прикрыл глаза и сплюнул, У него тряслись колени. Сияющие огни топок плыли перед глазами. Повсюду валялись трупы — распластанные фигуры на покрытом сажей полу. Он огляделся и поискал, обо что вытереть руки, но все было заляпано кровью. Тошнота подкатила к горлу, и на нетвердых ногах он побрел между горнов к проему в дальней стене, зажав рот окровавленной ладонью.
Логен перегнулся пополам, опираясь о теплый камень стены, изо рта капала горькая слюна пополам с кровью. Жгучая боль лизала бок, лицо, содранные костяшки пальцев. Но если он надеялся на сочувствие, то выбрал не того спутника.
— Пошли, — рявкнула Ферро. — Давай, розовый, шевелись!
Он не мог бы сказать, как долго брел во тьме вслед за Ферро, ловя ртом воздух и слушая эхо собственного дыхания внутри черепа. Они ползли по кишкам земли. Через древние залы, полные пыли и теней, с потрескавшимися каменными стенами. По сводчатым проходам и извилистым туннелям с земляными потолками, подпертыми шаткими брусьями.
Один раз они подошли к развилке, и Ферро поспешно оттеснила его назад, во тьму за стеной, где они оба затаились, едва дыша, пока косматые фигуры топотали по проходу, пересекавшему их путь. Все дальше и дальше — по ходам, по пещерам, по норам. Логен просто тащился за Ферро, пока наконец не понял, что сейчас рухнет на землю от усталости. Пока не уверился, что больше никогда не увидит дневного света…