— Неприятно, — заметил Байяз.
— Ну, я сам виноват. Этим обычно и кончается, когда пытаешься разворотить городскую стену голыми руками.
Луфар изумленно уставился на него, и Логен пожал плечами.
— Не получилось. Я же сказал, в молодости у меня была горячая голова.
— Удивляюсь только одному — почему ты не попытался прогрызть ее зубами.
— Скорее всего, я бы так и сделал, если бы на меня не сбросили камень. По крайней мере, зубы остались целы. Два месяца после этого я лежал на спине и стонал, пока они осаждали город. А как только успел оправиться, вышел на поединок с Тридубой, и он переломал мне все заново, и еще кое-что в придачу. — Логен поморщился, сжал в кулак и выпрямил пальцы правой руки, вспоминая ту мучительную боль, когда все они были раздроблены.
— Логен поморщился, сжал в кулак и выпрямил пальцы правой руки, вспоминая ту мучительную боль, когда все они были раздроблены. Тогда действительно было больно. Правда, не больнее вот этого. — Он запустил руку за пояс и выпростал подол рубашки.
Все вглядывались и пытались понять, на что он указывает. Небольшой шрам сразу под нижним ребром, во впадинке сбоку от желудка.
— Совсем маленький, — заметил Луфар.
Логен неловко развернулся, чтобы показать им спину.
— Вон там остальное, — пояснил он, тыча большим пальцем туда, где находилась гораздо более крупная отметина возле позвоночника.
Повисла долгая пауза. Все молча пытались понять то, что увидели.
— Прямо насквозь? — пробормотал Длинноногий.
— Прямо насквозь. Копьем. Это был поединок с человеком по имени Хардинг Молчун. Мне тогда чертовски повезло, что я выжил.
— Если это был поединок, — проговорил Байяз, — почему ты остался жив?
Логен облизнул губы. Во рту стояла горечь.
— Я его побил.
— Насквозь пронзенный копьем?
— Я и не заметил. Только потом понял.
Длинноногий и Луфар недоверчиво переглянулись.
— Кажется, такое трудно не заметить, — произнес навигатор.
— Да, вроде бы. — Логен запнулся, подбирая слова, чтобы выразиться помягче, но помягче не получалось. — У меня бывает иногда… ну, порой я не совсем осознаю, что делаю.
Долгая пауза.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Байяз.
Логен сморщился. Все хрупкое доверие, которое он выстраивал на протяжении последних нескольких недель, грозило рухнуть у него на глазах, но он не видел выбора. Врать он никогда не умел.
— Когда мне было лет четырнадцать, мы с моим другом повздорили. Даже не помню, из-за чего. Помню, я очень разозлился. Помню, что он меня ударил. А потом я стоял и глядел на свои руки. — Он посмотрел на свои ладони, они бледно светились в полумраке. — Я задушил его. До смерти. Не помню, как я это сделал, но, кроме меня, там никого не было, и у меня под ногтями была его кровь. Я втащил его на скалы, сбросил оттуда головой вниз и сказал, что он упал с дерева и умер. Все мне поверили. Его мать плакала, но что я мог поделать? Это был первый раз, когда это случилось. — Логен чувствовал, что все глаза устремлены на него. — Еще через несколько лет я едва не убил своего отца. Ударил его ножом, когда он ел. Не знаю почему. То есть вообще не имею представления. К счастью, он выжил.
Он заметил, что Длинноногий беспокойно отодвигается в сторону, и его можно было понять.
— Как раз в ту пору шанка начали нападать чаще, чем обычно. Тогда мой отец послал меня на юг, за горы, искать помощи. Там я нашел Бетода, и он обещал мне помочь, если я стану драться за него. Я-то был только рад, дурень, но войны все продолжались и продолжались, без конца. И чего только я ни делал на этих войнах… точнее, мне говорили, что я это делал. — Логен тяжело вздохнул. — Я убивал друзей. Что я делал с врагами — вам стоило бы на это взглянуть. И главное, мне нравилось! Нравилось сидеть первым у костра, смотреть на людей и видеть их страх, когда никто не отваживался посмотреть мне в глаза. Однако дела мои шли все хуже и хуже. Наконец я вообще перестал понимать, кто я такой, и большую часть времени не знал, что я творю. Иногда я видел, что происходит, но все равно не мог ничего изменить. Никто не знал, кого я убью следующим. Они все были готовы наложить в штаны от страха, даже Бетод, а больше всех боялся я сам.
Какое-то время отряд сидел в гулкой тишине. Если сначала развалины здания казались им утешительным приютом после бесконечного мертвого и пустого пространства равнины, то сейчас это чувство исчезло.
Пустые окна зияли, как раны. Дверные проемы разверзались, словно могилы. Молчание все длилось, пока его не прервал Длинноногий.
— И что же, просто в качестве предположения… считаешь ли ты вероятным, что, сам того не желая, можешь убить одного из нас?
— Тогда уж я убью всех, а не одного.
Байяз нахмурился.
— Прошу прощения, но меня это не вполне успокаивает, — проговорил он.
— Ты мог хотя бы упомянуть об этом раньше! — взвизгнул Длинноногий. — Такого рода вещи нужно рассказывать своим спутникам! Я не думаю, что…
— Оставь его, — бросила Ферро.
— Но должны же мы знать…
— Закрой свой рот, звездочет сраный! Ты и сам не подарок. — Она сердито уставилась на Длинноногого. — Кое-кто здесь болтает без умолку, но сразу затыкается, как только мы влипаем в неприятности. — Она перевела мрачный взгляд на Луфара. — А от другого гораздо меньше пользы, чем он думает. — Она пронзила гневным взглядом Байяза. — Еще кое-кто вечно что-то скрывает, а когда наступают трудные времена, засыпает, так что остальным приходится блуждать неизвестно где! Что ж, допустим, он убийца. Ну и что, мать вашу? Когда надо было убивать, вам это вполне подходило!