— А он почему не пошел? — прорычала Ферро.
— Он сказал, что мне нельзя доверять. Что моя глупость привела к войне.
— И ведь он был прав, верно? — пробормотал Ки.
— Возможно, и так. Но он выдвинул против меня более серьезные обвинения. Он и его трижды проклятый ученик Мамун… Ложь! — прошипел Байяз в костер. — Все это была ложь, и остальные маги не обманулись. Кхалюль оставил орден, вернулся на Юг и начал искать другие источника могущества. Он нашел их, пойдя по стопам Гластрода, и тем самым проклял себя. Кхалюль преступил второй закон и стал поедать плоть людей. Нас было одиннадцать, когда мы отправились сражаться с Канедиасом, и лишь девять из нас возвратились.
Байяз набрал в грудь воздуха и глубоко вздохнул.
— Вот так-то, мастер Ки. Такова история моих ошибок, без прикрас. Можно сказать, что именно они были причиной смерти моего учителя и раскола в ордене магов. Можно сказать, что именно из-за них мы теперь движемся на запад, углубляясь в развалины прошлого. Можно даже сказать, что именно из-за них капитан Луфар имел несчастье сломать себе челюсть.
— Семена прошлого приносят плоды в настоящем, — пробормотал Логен себе под нос.
— Так и есть, — отозвался Байяз, — так и есть. И это поистине горькие плоды… Ну, мастер Ки, вынесешь ли ты урок из моих ошибок, как это сделал я сам, и уделишь ли внимание своему наставнику?
— Конечно, — согласился ученик, но в его голосе Логену почудилась нота иронии. — Я буду повиноваться во всем.
— Это весьма мудро. Если бы в свое время я слушался Иувина, мог бы и не получить вот этого. — Байяз расстегнул две верхние пуговицы на своей рубашке и оттянул воротник в сторону. Свет костра заплясал на поблекшем шраме, проходившем от основания шеи старика до его плеча. — Сам Делатель наградил меня им. Еще один дюйм, и я был бы мертв. — Он потер рубец. — Столько лет прошло, а он до сих пор иногда болит. Сколько мучений он принес мне за эти годы… Итак, вы видите, мастер Луфар: вы обзавелись отметиной, но могло быть и хуже.
Длинноногий откашлялся.
— Ранение, несомненно, серьезное, но мне кажется, я могу показать кое-что похуже.
Он взялся за свою грязную штанину, подтянул ее до самого паха и повернул жилистую ляжку к свету костра. Его нога в этом месте представляла собой безобразную массу сморщенной зарубцевавшейся плоти. Даже Логен вынужден был признать, что впечатлен.
— Черт побери, откуда это у вас? — спросил Луфар слабым голосом.
Длинноногий улыбнулся.
— Много лет назад, когда я был еще юношей, наш корабль потерпел крушение, и шторм отбросил меня к берегам Сулджука.
Целых девять раз за мою жизнь Бог считал нужным окунуть меня в свой холодный океан в плохую погоду. К счастью, я наделен поистине благословенным талантом пловца. Но к несчастью, в тот раз некая огромная рыба решила мною пообедать.
— Рыба? — пробормотала Ферро.
— Поистине. Громаднейшая и свирепая рыба. Пасть у нее была широкая, как дверной проем, а зубы острые, как ножи. Мне повезло: резкий удар по носу, — он рубанул воздух ребром ладони, — заставил рыбину разжать челюсти, а затем случайное течение вынесло меня на берег. Я был дважды благословен, найдя среди туземцев сочувственно настроенную даму, позволившую мне восстановить силы в ее жилище, ибо жители Сулджука, как правило, относятся к чужестранцам весьма подозрительно. — Он блаженно вздохнул. — Вот как мне довелось выучить их язык. В высшей степени одухотворенные люди. Бог благосклонен ко мне. Воистину.
Все немного помолчали.
— Ручаюсь, у тебя есть истории и получше, — ухмыльнулся Луфар, глядя на Логена.
— Ну… меня как-то раз укусила злая овца, но от этого не осталось даже шрама.
— А как насчет пальца?
— Насчет пальца? — Он взглянул на обрубок, покачал им взад и вперед. — А что насчет пальца?
— Как ты его потерял?
Логен нахмурился. Ему не очень-то нравился такой поворот разговора. Слушать об ошибках Байяза — это одно, но копаться в своих собственных он не собирался. Мертвые видят, он совершал большие ошибки. Но все уже смотрели на него, и нужно было сказать что-нибудь.
— Я потерял его в бою. Рядом с одним местом, которое называется Карлеон. Я тогда был молодой, горячий. Имел глупую привычку соваться очертя голову в самую гущу схватки. И вот когда я оттуда вылез, пальца уже не было.
— Слишком увлекся, — подсказал Байяз.
— Вроде того. — Он нахмурился и мягко потер обрубок. — Странное дело. Я еще долго чувствовал потом, как он чешется, самый кончик. Просто с ума сходил. Как почесать палец, которого нет?
— Было больно? — спросил Луфар.
— Поначалу ужасно больно, но были у меня и другие раны, вдвое хуже.
— Например?
Тут надо было подумать. Логен поскреб щеку, перебирая в памяти все часы, дни и недели, когда он лежал израненный и окровавленный, вопя от боли. Когда он еле ходил и с трудом мог отрезать себе мяса перебинтованными руками.
— Ну, как-то раз мне рубанули мечом поперек лица, — проговорил он, ощупывая выемку на ухе, проделанную Тул Дуру. — Крови тогда вытекло черт знает сколько. А однажды чуть не выбили глаз стрелой. — Он потер шрам в виде полумесяца под бровью. — Потом несколько часов вытаскивали все щепки. А еще на меня как-то упал здоровенный каменюга, это было при осаде Уфриса. В самый первый день. — Он почесал затылок, нащупав под волосами неровные бугры. — Разбил мне череп, а заодно и плечо.