Занд дан Глокта, наставник Дагоски».
Глокта задержал дыхание и облизнул беззубые десны, наблюдая в подзорную трубу, как облака пыли оседают на крыши трущоб. Последние удары и грохот падающих камней затихли, и над Дагоской на миг установилась необычайная тишина.
«Мир затаил дыхание».
Потом отдаленный визгливый вопль достиг его балкона, выступавшего из стены Цитадели высоко над городом. Этот визг он помнил — он слышал его на полях сражений.
«И едва ли эти воспоминания можно назвать счастливыми. Боевой клич гурков. Враг приближается».
Он знал, что сейчас они бегут через ничейную землю к стенам, как уже много раз за последние недели.
«Но на этот раз у них есть брешь».
Он наблюдал, как крошечные фигурки солдат движутся на окутанных пылью стенах и башнях по обе стороны от пробоины. Потом перевел подзорную трубу ниже, обозревая широкий полукруг баррикад и тройной ряд людей, присевших на корточки позади, в ожидании, пока придут гурки. Глокта сдвинул брови и подвигал онемевшей левой ступней внутри сапога.
«Да уж, жалкая защита. Но это все, что у нас есть».
Гуркские солдаты уже хлынули сквозь зияющую брешь, словно черные муравьи, лезущие из дыры в земле. Теснились люди, сверкала сталь, колыхались знамена; людской поток возникал из клубов бурой пыли и скатывался вниз по огромной куче обрушенного камня прямо под яростный ливень арбалетных стрел.
«Первые, кто прорвался сквозь брешь. Незавидная участь».
Передние ряды были скошены мгновенно, едва появились на виду. Крошечные фигурки падали и скатывались вниз по груде щебня позади стены. Многие полегли сразу, но появлялись все новые и новые. Они ступали по телам своих товарищей и стремились вперед через груды осколков и разбитых бревен — в город.
Но вот новый клич взлетел над толпой, и Глокта увидел, как защитники города ринулись в атаку из-за своих баррикад. Солдаты Союза, наемники, дагосканцы — все вместе бросились к бреши. На этом расстоянии казалось, что они движутся с абсурдной медлительностью.
«Струйка масла и струйка воды, ползущие навстречу друг другу».
Они встретились, и стало невозможно различить, где чья сторона. Единая текучая масса, пронизанная бликами металла, приливающая, как море; пара ярких знамен вяло моталась вверху.
Крики и вопли повисли над городом, разносимые эхом, колеблемые морским ветром. Далекий прибой боли и ярости, грохот и гомон битвы. Это звучало как далекая гроза, смутно и неясно, а иногда отдельный выкрик или слово достигали уха Глокты с поразительной отчетливостью.
Это звучало как далекая гроза, смутно и неясно, а иногда отдельный выкрик или слово достигали уха Глокты с поразительной отчетливостью. Он вспомнил толпу зрителей на турнире.
«Только теперь клинки не притуплены. Сражение идет со всей смертельной серьезностью. Сколько людей уже погибло, хотел бы я знать?»
Он повернулся к генералу Виссбруку, потевшему в своем безупречном мундире:
— Вам не доводилось участвовать в такой свалке, генерал? Рукопашная схватка, лицом к лицу, на острие копья, как говорится?
Виссбрук ни на миг не оторвался от своей подзорной трубы. Он, прищурившись, наблюдал за сражением.
— Нет, не доводилось.
— Я бы вам не советовал. Мне однажды довелось, и я не стремлюсь повторить тот опыт. — Глокта повернул рукоять трости в потной ладони. «Сейчас у меня немного шансов, разумеется». — Я много сражался верхом, нападал на небольшие отряды пехоты, разбивал их и преследовал. Благородное занятие — убивать людей на бегу. Меня всячески за это хвалили. Вскоре я обнаружил, что рукопашная схватка — совсем другое дело. Давка такая, что трудно дышать, а тем более совершать что-то героическое. Героями становятся те, кому повезло это пережить. — Он невесело усмехнулся. — Помню, меня как-то прижало к гуркскому офицеру. Мы притиснулись друг к другу, как любовники, и ни один из нас не мог ничего сделать, только рычать от ярости… Острия копий пронзают наугад того, кто попадется. В давке люди насаживают на клинки своих же товарищей, топчут их ногами. По трагической случайности погибает больше народу, чем по умыслу врага.
«Да и все это — одна большая трагическая случайность».
— Да, это действительно ужасно, — пробормотал Виссбрук, — но неизбежно.
— Вы правы, вы правы.
Глокта видел гуркский штандарт: он раскачивался над бурлящей толпой, хлопая изорванным и грязным шелковым полотнищем. В толпу гурков падали камни, сброшенные с разрушенной стены. Люди беспомощно напирали друг на друга, плечо к плечу, не в состоянии сдвинуться с места. Сверху на них опрокинули огромный чан с кипящей водой. Ряды гурков сбились сразу после того, как прошли через брешь, а теперь эта бесформенная масса начала колебаться. Защитники наседали на них со всех сторон, не давая пощады, кололи пиками и толкали щитами, рубили мечами и секирами, топтали сапогами упавших.
— Мы их оттесняем! — раздался голос Виссбрука.
— Да, — пробормотал Глокта, глядя в подзорную трубу на отчаянную схватку. — Да, похоже на то.
«И моя радость беспредельна».
Группа атакующих была окружена, гурки падали один за другим. Спотыкаясь, они пятились назад, вверх по куче битого камня к бреши. Тех, кого не убили, понемногу оттеснили и вышвырнули наружу, на ничейную землю за стеной; арбалеты на стенах палили по массе бегущих людей, сея панику и смерть. Отдаленные ликующие крики защитников донеслись до Цитадели.