Джилинер отдернул руки, как от раскаленного железа. А Илларни продолжал:
— И постарайся понять, ведь это так просто! Вот ты — маг… Допустим, кто?то более могущественный наложил на тебя чары, превратил в свинью… вот именно, в свинью, и нет надежды вернуть прежний облик.
А Илларни продолжал:
— И постарайся понять, ведь это так просто! Вот ты — маг… Допустим, кто?то более могущественный наложил на тебя чары, превратил в свинью… вот именно, в свинью, и нет надежды вернуть прежний облик. Живешь, но каждое мгновение ощущаешь себя грязным животным… ну, разве ты не предпочел бы смерть? — Илларни перешел на воинственный тон. — И ты хочешь, чтобы я сам с собой проделал такое превращение? Служение истине должно очищать душу, выжигать в ней скверну, подобно пламени Бездны, а я… а ты…
Разгоряченный астролог походил на воробья, вознамерившегося заклевать коршуна. Но ни он сам, ни Джилинер не увидели в этой сцене ничего смешного.
— Можешь оскорблять меня как угодно, — сухо ответил чародей, — но великий Шадридаг Небесный Путь… ведь ты и его сравнил с грязной свиньей!
— Шадридаг был гений! Гений! А у великих людей и ошибки великие… И потом… вспомни, при каких загадочных обстоятельствах погиб Шадридаг! А если он осознал, в какой ужас вверг две страны, и попытался ценой своей жизни остановить это безумие?
— Война, — веско и убежденно сказал Джилинер, — не безумие, а следствие человеческой природы. Если бы исчезло все оружие на свете, люди дрались бы кулаками и зубами. А Душа Пламени, при всей ее непостижимой сущности, — лишь оружие, но такое грозное, что пред ним склонится все живое. Любая война закончится, почти не начавшись.
— Да?а? Тогда почему Наррабан до сих пор не наш?
— Ты же ученый! — быстро сменил тактику Ворон. — Неужели тебе не было бы интересно…
Лицо астролога дрогнуло.
— Пра?авильно! — признался он. — Было бы интересно! Тем более что Шадридаг использовал Душу Пламени не только для войн… он прокладывал в горах дороги, воздвигал крепости…
— Вот видишь!..
— Нет, не вижу! Ты со своей бандой убийц не дороги собрался прокладывать!
— Это на первых порах, но дай мне получить в руки власть…
— К этому времени ты вконец озвереешь, а я перестану быть ученым. Ибо тот, кто служит тирану, не ученый.
— Вот как? — издевательски переспросил Ворон. — А ты ни разу в жизни не работал ни на одного правителя?
— Увы, каждый раз служба кончалась тем, что мне приходилось уносить ноги. Это и научило меня не доверять повелителям и тем, кто рвется повелевать. Посмотришь на иного — и разумный, и просвещенный, и наукой интересуется, и искусства поощряет… а приглядись — и на лице мудрого правителя хоть раз да сверкнут клыки Подгорного Людоеда. Не знаю, в чем тут дело… власть, что ли, так людей калечит? — Илларни безнадежно махнул рукой.
— За все приходится платить! — Джилинер сдерживался из последних сил. — Иногда цена бывает очень высокой, согласен. Но когда вожделенная, дорого оплаченная вещь попадает тебе в руки — от счастья забываешь, сколько за нее отдал.
— Но если слишком дорого платить за власть, почет и прочую труху, — без запинки ответил Илларни, — быстро обнаружишь, что за душой у тебя ни медяка… и самому тебе цена — медяк.
Джилинер невольно хмыкнул:
— Правду про нас говорят: когда боги создавали первого грайанца, они сначала сотворили длинный язык, а потом уже вокруг языка налепили все остальное… Но что ты скажешь, старик, если я поклянусь: у тебя не будет погребального костра! Посмей только остановить свое неразумное мальчишеское сердце — и я брошу твой труп шакалам!
— Ты это сделаешь?!
— Клянусь памятью Первого Ворона.
Илларни притих, призадумался.
— Ладно, — выдохнул он наконец. — Лучше вечность бродить меж мирами, чем возродиться в человеческом теле и увидеть, что твой мир сгорел.
Джилинер отпрянул, потрясенный мужеством щуплого седого человека.
Напряженную тишину спугнули голоса из черного провала лестницы. Ворон встрепенулся, подобрался, метнулся к выходу, властно бросив через плечо:
— Жди меня здесь!
Едва Великий Одержимый скрылся, как пленник вскочил с ковра и шустро обежал пещеру. Он был похож на зверька, попавшего в клетку и тычущегося носом в каждый угол в поисках выхода. Илларни заглянул за жертвенник, быстро осмотрел статую — искал что?нибудь вроде рычага, открывающего потайной ход. Затем юркнул в коридор — один из трех, вливавшихся в пещеру. Сунулся он туда без особой надежды: если бы ход вел наружу, там стояла бы охрана. Илларни быстро обнаружил, что забрел в тупик, обрывающийся над озером багровой лавы. Задыхаясь от ставшего невыносимым запаха серы, астролог вернулся в пещеру. Второй выход, приподнятый над полом и окруженный чем?то вроде каменного балкончика, старика не интересовал: Илларни совсем недавно спустился оттуда по крутым ступенькам. Коридор этот вел к зарешеченному каземату, где держали ученого. Оставался третий выход — тот, за которым исчез Ворон.
Илларни высунулся на лестницу и напряженно прислушался. Ему удалось уловить снизу торжествующий, возбужденный голос Великого Одержимого:
— Живыми их ко мне, обязательно живыми! Посмотрим, заведет ли тогда наш звездочет благородные речи!