— Меня просто радует медленное движение процессии. Скажу больше: если бы шествие затянулось еще на какое-то время, было бы только лучше. Помните, я как-то говорил вам, что вся эта затея с похоронами ослабит силы Дорбатая и старейшин? Дело в том, что распался порядок жизни племени, где все группы жили обособленно, а рабы и невольники были лишены возможности общаться. Сейчас все смешалось. Ежедневные жертвоприношения Дорбатая довели рабов до крайнего отчаяния. Недовольство все сильнее охватывает и свободных, но бедных скифов; вы можете об этом судить по тому, как растут наши ряды. О, с тех пор как было задавлено последнее восстание, мы многому научились! — Ронис стиснул кулак и стукнул им по стволу дерева, под которым велась беседа.
Он с нетерпением ждал, пока археолог переведет его слова, так ему хотелось высказаться до конца.
— На этот раз кровь убитых и замученных Дорбатаем моих несчастных братьев будет отомщена!
Варкан вразумительно сказал:
— О Ронис, сейчас в тебе говорят не мысли разумного и уравновешенного человека, каким ты должен быть, а оскорбленные чувства!..
— Но ведь я человек из плоти и крови, и мне свойственны человеческие чувства! Или ты забываешь об этом, Варкан? воскликнул Ронис.
— Нет, не забываю. Но помню также и то, что жажда мести никогда не приводит к добру. У нас иная цель, Ронис! И ты не хуже меня это знаешь.
Грек опустил голову и после долгой паузы произнес:
— Ты, пожалуй, прав! Кровь моих соплеменников затуманила мне глаза…
Варкан поспешил перевести разговор на другую тему. Он понял, как тяжело было Ронису подавить в себе чувство мести, для которого, к сожалению, было слишком много оснований.
— Я хотел обратить внимание вот на что, — сказал Варкан. — Не знаю, принял ли ты это в расчет… Если бы Дорбатай и старейшины знали что-нибудь о нашей подготовке, они не вели бы себя так сурово по отношению к охотникам и скотоводам. Ведь в последние дни Дорбатай, словно нарочно играя нам на руку, теснит, оскорбляет этих бедняг. С ними обращаются как с рабами. Вот они и бегут к нам. И их стало, как мне кажется, слишком много…
— Чем же это плохо? — невольно вырвалось у Артема.
— Тем, что Дорбатая может обеспокоить исчезновение многих людей, и он поймет, в чем дело. Поэтому я решил, начиная с нынешнего дня, не принимать в наш отряд новых людей. У нас сил хватит: пусть лучше все недовольные остаются там. Они будут влиять на других и помогут нам в решающий час. А этот час, несомненно, приближается, да еще как!
Последние слова Варкана прозвучали для Артема как музыка. Приближается время решительного боя. Еще немного — и восстание вспыхнет. А тогда… тогда решится все, все!
Отряд Варкана продвигался вслед за траурной процессией. Постепенно в нем оказались едва ли не все молодые воины, бывшие в свое время самой надежной частью отряда умершего вождя. После смерти Сколота молодые воины быстро убедились в том, что Дорбатай и его сообщники не собираются прощать чего бы то ни было приближенным покойника, которых они считали своими врагами.
Сколот умер, и его окружение потеряло поддержку. Каждый, кто когда-либо пользовался расположением старого вождя, был на подозрении у Дорбатая. А еще хуже было тем, кто при Сколоте высказывался против вещунов или заносчивых старейшин. Такие люди были обречены. И это было ясным для всех, в первую очередь для них самих.
Да, теперь Дорбатай не прощал ничего. Его зоркие безжалостные глаза словно видели перед собой длинную череду людей, которым следовало отомстить или просто убрать с дороги. Давно уже старый вещун считал излишним какие бы то ни быдр проявления человеческих чувств; он видел перед собой не живых людей, а лишь пешек на доске, где он вел азартную игру. Больше их или меньше — для него это было безразлично. Пешки созданы для того, чтобы ими распоряжался хладнокровный игрок, не задумываясь об их судьбе. Ведь главное — выиграть борьбу за власть! Именно так и вел себя Дорбатай…
Каждый день старый вещун торжественно налагал суровые проклятия на кого-либо из людей, которых он подозревал. И это было концом человека — у него вещуны отбирали все имущество, каким бы ничтожным оно ни было. Такой человек сразу же низводился до уровня рабов, и никто из скифов уже не осмеливался помочь ему. Ибо помогать проклятому богами означало вызвать такое же проклятие и на самого себя.
Впрочем, проклятие и следовавшее за ним лишение имущества были не самой страшной мерой. Старый вещун прибегал и к более жестоким приемам, чтобы еще больше запугать племя и удержать его в руках. Три молодых охотника, близкие друзья Варкана, до этого выступали против власти вещунов и даже осмеливались насмехаться над ними, без должного уважения относились они и к знатным старейшинам. Дорбатай расправился с ними.
…Первый из охотников был обвинен в неуважении к священным обычаям племени. Обезоруженного, его привели к Гартаку. Новый вождь сидел на возвышении, убранном красным войлоком и коврами. Около него стоял холодный и суровый Дорбатай в торжественном одеянии. Старейшины заняли места вокруг них. Внизу толпились скифы, бросая сочувственные взгляды на обреченного человека. Молодой скиф держался твердо и мужественно.
Молодой скиф держался твердо и мужественно.
Гартак поднял руку, и суд начался.