В прежние времена портные не сидели на одном месте, а ходили пешком по деревням и предлагали людям свои услуги: пошить или починить одежду. Один такой портной, по имени Томас, работал как-то на хуторе Норт-Райдинг в Йоркшире да за работой беседовал о том о сем с хозяйкой. Увидел Томас, как она налила в мисочку свежих сливок и выставила ее за порог для домовенка, или маленького брауни, и спрашивает:
— Неужели вы и вправду верите в домовых, эльфов и всяких там фей?
— А то как же! — отвечала жена фермера.
— А я, — усмехнулся Томас, — если б я когда-нибудь повстречал фею… Я взял бы эту феечку и посадил в бутылочку, чтоб не проказничала.
— Tсc! — испуганно прошептала женщина.
— Как бы вас не услышала какая-нибудь фея. Они бывают довольно злопамятны, если их обидеть.
— Подумаешь, как страшно, — хмыкнул Томас, перекусил нитку и разгладил рукавный шов на особой портняжной дощечке. — А я утверждаю, что никаких фей не существует.
— И очень глупо, — сказала жена фермера. Стало смеркаться. Портной закончил свою работу, сложил иголку, нитки да ножницы в сумку, взял под мышку портняжную доску.
— Надо бы успеть домой до темноты. Жена, наверное, заждалась.
— Вот, возьмите для вашей женушки, — сказала хозяйка. — Это пирог из домашней поросятинки, ей понравится.
— Спасибо, — ответил Томас. — Доброй ночи.
— Будьте осторожны, — донеслось к нему на прощанье, — берегитесь фей!
— Тьфу на них! — откликнулся портной и быстро зашагал домой.
Сначала он шел по тропинке, но потом решил срезать путь и пройти напрямик через поле. Когда портной перелезал через изгородь, он неловко взмахнул сумкой и выронил на землю ножницы.
Пришлось положить сумку и портняжную доску и заняться поисками ножниц. Казалось бы, ножницы — не иголка, да никак почему-то не хотели они отыскаться.
— Вот незадача, — ворчал Томас. — Ножницы для портного — наипервейшая вещь, да еще такие отличные! Ладно. Вернусь утром на это место и отыщу.
Он поднял свою сумку и пирог… но где же портняжная доска? Куда она могла запропаститься? Он снова положил пирог и сумку, обшарил все вокруг на коленях — и впустую.
«Ну и дьявол с ней, — подумал он. — Все равно до утра никто не возьмет. Отправлюсь-ка я домой да поем с женой пирога, пока он еще свеж».
Не тут-то было! Он поднял сумку, но никакого пирога рядом не оказалось. Он излазил на четвереньках чуть не весь луг, но не нашел ничего, кроме камней и колючек. Осталось только облизнуться, вспоминая о пироге, и отправиться домой налегке, с одной сумкой. Вернулся Томас к тому месту, где оставил сумку, но ее там не было! Он подумал, что ошибся местом, однако все приметы сходились — вот изгородь, вот большой валун, только сумка исчезла.
— Эх, был бы фонарь! — простонал Томас. — Что же теперь мне делать — без иголки и ниток, без ножниц и моей портняжной сумки?
Он повернул было к дому… только где ж он, его дом? Он столько бродил и кружил в поисках своих вещей, что совсем сбился с пути, а ночь была черна, как яма. И вдруг, к великой своей радости, он заметил впереди огонек. Словно кто-то медленно шел с фонарем по лугу.
— Сюда! — позвал Томас. — Эй, с фонарем! Сюда!
— Сам иди сюда! Сам иди сюда! — отозвался насмешливый голосок.
Портной побрел на свет, но таинственный огонек тоже не стоял на месте: он то приближался почти вплотную, — кажется, только руку протяни и схватишь! — то вдруг исчезал и вспыхивал где-то вдалеке, на краю поля.
Томас по колено измазался в глине буераков, расцарапал терновником лицо, изорвал одежду. Он преследовал блуждающий огонек, пока вконец не выбился из сил и не отчаялся.
Огонек окончательно пропал. Стало светать. Портной услышал звяканье молочных бидонов на ферме, оглянулся и увидел перед собой тот же хутор и тот же двор, из которого он вчера вышел. А рядом на траве лежали все его потерянные вещи!
Томас был слишком измучен, чтобы идти домой в свою деревню. Он постучал в знакомую дверь. Увидела его хозяйка и всплеснула руками от изумленья:
— Господи! Что с вами стряслось? Она помогла портному почистить одежду и накормила его завтраком, а потом вдруг улыбнулась и спросила:
— Ну как? Посадили феечку в бутылочку? Но Томас ничего не ответил. И никогда в жизни не говорил больше о феях дурного слова.