Автор: Платон
Жанр: Старинная литература, Античная литература
Год: 2006 год
Платон. Пир
АПОЛЛОДОР И ЕГО ДРУГ
К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда
я шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидал меня сзади и
шутливо окликнул издали.
— Эй, — крикнул он, — Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка!
Я остановился и подождал.
— Аполлодор, — сказал он, — а ведь я как раз искал тебя, чтобы
расспросить о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и
узнать, что же это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне
о них со слов Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь.
Но сам он ничего толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем
этом ты — ведь тебе больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но
сначала скажи мне, присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет?
И я ответил ему:
— Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего
толком, если ты думаешь, будто беседа, о которой ты спрашиваешь, происходила
недавно, так что я мог там присутствовать.
— Да, именно так я и думал, — отвечал он.
— Да что ты, Главкон? — воскликнул я. — Разве ты не знаешь, что Агафон
уже много лет здесь не живет? А с тех пор как я стал проводить время с
Сократом и взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает,
не прошло и трех лет. Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь
чем-то стоящим, а был жалок, как любой из вас, — к примеру, как ты теперь,
если ты думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией.
— Чем смеяться над нами, — ответил он, — лучше скажи мне, когда
состоялась эта беседа.
— Во времена нашего детства, — отвечал я, — когда Агафон получил
награду за первую свою трагедию, на следующий день после того, как он
жертвоприношением отпраздновал эту победу вместе с хоревтами.
— Давно, оказывается, было дело. Кто же рассказывал об этом тебе, не
сам ли Сократ?
— Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, — некий Аристодем из
Кидафин, маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой
беседе, потому что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей
Сократа. Впрочем, и самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот
подтвердил мне его рассказ.
— Так почему бы тебе не поделиться со мной? Ведь по дороге в город
удобно и говорить и слушать.
Вот мы и вели по пути беседу об этом: потому я и чувствую себя, как я
уже заметил вначале, достаточно подготовленным. И если вы хотите, чтобы я
рассказал все это и вам, пусть будет по-вашему. Ведь я всегда безмерно рад
случаю вести или слушать философские речи, не говоря уже о том, что надеюсь
извлечь из них какую-то пользу; зато когда я слышу другие речи, особенно
ваши обычные речи богачей и дельцов, на меня нападает тоска, и мне
становится жаль вас, моих приятелей, потому что вы думаете, будто дело
делаете, а сами только напрасно время тратите.
Вы же, может быть, считаете
несчастным меня, и я допускаю, что вы правы; но что несчастны вы — это я не
то что допускаю, а знаю твердо.
{2}
— Всегда-то ты одинаков, Аполлодор: вечно ты поносишь себя и других и,
кажется, решительно всех, кроме Сократа, считаешь достойными сожаления, а
уже себя самого — в первую голову. За что прозвали тебя бесноватым, этого я
не знаю, но в речах твоих ты и правда всегда таков: ты нападаешь на себя и
на весь мир, кроме Сократа.
— Ну как же мне не бесноваться, милейший, как мне не выходить из себя,
если таково мое мнение и обо мне самом, и о вас.
— Не стоит сейчас из-за этого пререкаться, Аполлодор. Лучше исполни
нашу просьбу и расскажи, какие там велись речи.
— Они были такого примерно рода… Но я попытаюсь, пожалуй, рассказать
вам все по порядку, так же как и сам Аристодем мне рассказывал.
Итак, он встретил Сократа — умытого и в сандалиях, что с тем редко
случалось, и спросил его, куда это он так вырядился. Тот ответил:
— На ужин к Агафону. Вчера я сбежал с победного торжества, испугавшись
многолюдного сборища, но пообещал прийти сегодня. Вот я и принарядился,
чтобы явиться к красавцу красивым. Ну а ты, — заключил он, — не хочешь ли ты
пойти на пир без приглашения?
И он ответил ему:
— Как ты прикажешь!
— В таком случае, — сказал Сократ, — пойдем вместе и, во изменение
поговорки, докажем, что «к людям достойным на пир достойный без зова
приходит». А ведь Гомер не просто исказил эту поговорку, но, можно сказать,
надругался над ней. Изобразив Агамемнона необычайно доблестным воином, а
Менелая «слабым копейщиком», он заставил менее достойного Менелая явиться
без приглашения к более достойному Агамемнону, когда тот приносил жертву и
давал пир.
Выслушав это, Аристодем сказал:
— Боюсь, что выйдет не по-моему, Сократ, а скорее по Гомеру, если я,
человек заурядный, приду без приглашения на пир к мудрецу. Сумеешь ли ты,
приведя меня, как-нибудь оправдаться? Ведь я же не признаюсь, что явился
незваным, а скажу, что пригласил меня ты.
— «Путь совершая вдвоем», — возразил он, — мы обсудим, что нам сказать.
Пошли!
Обменявшись такими примерно словами, они отправились в путь. Сократ,
предаваясь своим мыслям, всю дорогу отставал, а когда Аристодем
останавливался его подождать, велел ему идти вперед. Придя к дому Агафона,
Аристодем застал дверь открытой, и тут, по его словам, произошло нечто
забавное. К нему тотчас выбежал раб и отвел его туда, где уже возлежали
готовые приступить к ужину гости. Как только Агафон увидел вошедшего, он
приветствовал его такими словами: