— А чем у тебя потчуют — не зазорно мне будет есть такую дрянь? — судя по тому, что гоблин обрадованно встрепенулся, молодой рыцарь верно выбрал линию поведения.
Хоть он демонстративно и не убирал пропотелой латной перчатки с рукояти оружия, и даже разговаривал с эдакой снисходительной ленцой, но хозяин заведения принял всё как должное. Мало того, представившийся диковинным имечком Шрокен гоблин откровенно воспрял духом и поклялся своей закопанной в весьма тайном месте кубышкой, что для их милости тотчас зарежут того самого кабанчика или индюка, на которого рыцарскою дланью соизволено будет указать. Да и чем коня поить-кормить, тоже ведомо…
В самом деле, едва парень обозначил жестом встревоженно загоготавшего гуся, как гоблин во мгновение ока сноровисто скрутил тому шею, а толстенькая и такая же зеленокожая стряпуха уже потащила добычу на кухню. Ну, раз от всего сердца угощают — почему бы и нет?
И он, проводив взглядом уводимого в конюшню верного скакуна, почтил своими шагами крыльцо корчмы.
Против ожидания, здесь оказалось ничуть не хуже, нежели в обыкновенном деревенском трактире. Правда, и не лучше — под ногами похрустывало лежалое сено, перемешанное с сором, навозом и всякой дрянью. Стены и потолочные балки оказались закопчены в должной мере. Единственное, что хоть как-то выбивалось из образа — здоровенное овальное зеркало за стойкой. Что-то чудилось в этом неправильное — но вошедший приветливо кивнул своему отражению в тусклой глубине и сел за выбранный столик, который очистился завсегдатаями с удивительной поспешностью.
Кстати, о завсегдатаях… вошедший поначалу чуть не пожалел, что вообще зашёл в эту корчму. Тьфу, погань! Хоть бы одна приличная харя — сплошь тролли да гоблины с прочей дрянью — уж теперь-то он различил бы эту вовсе не почтенную публику за пол-лиги.
— О, как интересно вонявкает, — один из чумазых и расхристанных орков припал к следам вошедшего и шумно принюхался, вороша приплюснутым и свороченным набок носярой гнилую солому на полу. — А ведь…
Он призадумался, прищёлкнул в затруднении когтистыми пальцами. И уже поднимаясь пробормотал, шепелявя сквозь клычки, что пахнет-то человечиной! Надобно заметить, что при этом известии завсегдатаи корчмы как-то подобрались, а руки, лапы и прочие конечности так и потянулись ко всякого рода острым и тяжёлым подручным предметам. Сама собою стихла заунывная музыка из угла, и всё дело стремительно стало приближаться к обыкновенному мордобою.
Но из кухни уже влетел коротышка-корчмарь с замызганным полотенцем на плече и набросился на посетителей. Так мол, и так — если тут кто-то глаза элем залил и не приметил, по какой дороге прибыли их милость сир рыцарь, то это не он, не Шрокен…
— А шо такое? — плечистый орк со следами многочисленных кабацких драк на роже и откушенным наполовину ухом измерил расстояние от тяжёлой кружки в своей лапе до рыцарского шлема с точностью до дюйма.
— Да ведь, их милость прибыли по дороге оттуда, — гоблин боязливо тыкнул лапкой куда-то в стену и добавил этак убедительно, что а вдруг это гость самой Тёмной Госпожи?
Ветер взвыл снаружи, взвился к вечно тёмным небесам, чтобы сотрясти до основания вдруг показавшуюся такой хлипкой и ненадёжной корчму. Затряслись стены, заходила ходуном крыша, а где-то за потолочной балкой дурным мявом взвыл невидимый кот. И даже красиво висящий посреди залы эльф в затерханной серо-зелёной одежонке, который что видом что запашком и в самом деле здорово напоминал повешенного, задёргался в своей петле. Засверкал зелёными глазами, засучил конечностями и показался как бы не совсем неживым.
Однако всё стихло через миг, лишь сверху ещё иногда сыпался сор, да реяли в душном воздухе оседающие хлопья копоти.
На посетителей это происшествие произвело, надо сказать, должное и весьма впечатление — орки попадали ниц, со страху дружно гупаясь неприкаянными лбами о дубовые плахи отроду немытого пола. Компания троллей-лесорубов в углу валялась в обмороке. А сидящий на заднице посреди залы корчмарь старательно пытался не очень громко клацать от страха зубами — и вокруг него расплывалась тёмная лужица.
Лишь сумрачный гость вдруг засмеялся, сняв наконец с головы поднадоевшую тяжесть шлема и водрузив её на край стола. А затем с удовольствием и лязгом доспехов опустился на лавку за облюбованным столом.
Отсюда просматривался и вход в корчму, и проём на кухню, и окно напротив. Зато спину прикрывал надёжный, кое-как ошкуренный лиственничный сруб… да и свой страшный нож парень хозяйственно воткнул под правой рукой прямо в стол. А затем он поманил хозяина пальцем.
— Гуся приготовить вот так… — он шёпотом надиктовал в любопытно подставленное ухо рецепт, по которому оставшаяся в невесть какой дали хоббитянка Венди готовила исключительно для настоятеля храма, да и то по праздникам. С орехами, черносливом и гречневой кашей. А пока молока побольше, да хлеба с ветчиной, и изюма немного.
— О! — вертящийся от нетерпения гоблин просто-таки изумился, и грязные разбитые чоботы сразу же унесли того на кухню.
Здоровенного орка в углу уже подняли с замызганного пола, кое-как отряхнули от мусора и пытались отпоить чем-то вонючим и тёмным. Хоть это и называли элем, но по виду и запаху оно куда больше походило на плохо перегнанный дёготь.
Впрочем, лекарство икающему с испугу крепышу откровенно пошло впрок. Поросячьи глазки заблестели, и во взгляде их, когда те ненароком цепляли приглядывающегося к обстановке молодого человека, кроме ненависти примешивался ещё и страх.
А парень осторожно осматривался, не забывая ненароком поглядывать и на себя. Кто он, сомнений не было. Но даже в кошмарном сне не привидится человеку напрочь непьющему, чтобы оказаться вдруг в Сумеречном Лесу — это ведь владения не столько всяких орков с гоблинами, сколько Повелительницы Тьмы. И стало быть, подумать тут есть над чем… тем более, что всё ещё недавно произошедшее с ним вспоминалось довольно-таки туманно.