Утром всяк смотрит на восход. А вечером, соответственно, в сторону заката. Как бы то ни было, трудно представить себе состояние хмурого и злого как добрая дюжина демонов лорда-канцлера, вынужденного в силу своей работы частенько обращать свой взор и своё внимание вовсе не туда, куда все порядочные люди, да и не только люди.
Арриол стоял перед ним весьма хмурый. Он в самом что ни на есть буквальном смысле чувствовал, как пылают его уши — словно неугомонная в звоей зловредности Адель в очередной раз его за них оттаскала. В самом деле, стоило оторваться от маленького импровизированного сабантуя по поводу того, что последний манор взят, а его прежнего владельца дожали , чтобы получить от высокопоставленного вельможи и одного из опытнейших волшебников самую что ни на есть знатную выволочку.
Рядом переминался с ноги на ногу Терри в рваном и ещё чуть попахивающем гарью камзоле. Только, на этот раз его физиономия обреталась весьма серьёзной и задумчивой — похоже, даже он считал, что просто так это им обоим с рук не сойдёт.
В самом деле, едва до дрожи в руках серьёзный канцлер через портал втащил обоих отпрысков в свой кабинет, как тут же огорошил тем известием, что юные хулиганы в своём стремлении довести дело до конца передвинули границу на десять лиг вглубь территории эльфов. Ну, запутались немного с картой — в этом лесу все деревья и холмы почти одинаковые.
Однако, солдаты уже поставили межевой столб, и сэр Арриол с присущей ему основательностью пред ликом богов объявил эту землю своею.
Однако, солдаты уже поставили межевой столб, и сэр Арриол с присущей ему основательностью пред ликом богов объявил эту землю своею. А вот клятва рыцаря крови, это уже куда как серьёзно.
Он ещё слушал, как канцлер разорялся по поводу того, что просто так вернуть земли обратно перворождённым уже не выйдет и что Империи придётся, по всей видимости, поступиться куском где-то в другом месте… однако, мысли его витали немного в ином направлении. Уж если даже неунывашка Терри озабочен — да и его самого что-то грызло, терзало, эдак нескромно намекая, что где-то тут собака эльфийская и зарыта…
Арриол встрепенулся только, когда в кабинет незамедлительно вскочившего из кресла канцлера зашёл самолично Его Величество в сопровождении как всегда молчаливо-вежливого эльфийского посла.
— Ладно, ладно тебе разоряться, старый ворчун, — против ожидания, Император оказался не столь озабочен. — Не ошибается только тот, кто ничего не делает.
И не успел никто ничего не только предпринять, но даже и понять, как повелитель Полночной Империи с присущей ему лёгкостью назначил рыцаря д'Эсте посланником в стране эльфов и приказал самому разобраться с созданной собою же проблемой.
— Весна уже на исходе, молодой человек, так что сутки вам подбить хвосты. И отправляйтесь тотчас же, не медлите.
А когда получивший официальное представление полномочий Арриола эльф убыл, Император вполголоса сообщил, что обе девицы уже вернулись — но ввиду столь дальнего путешествия, да ещё и с такими резкими переменами климата, пока находятся под присмотром целителей.
Хотя, на самом деле это могло означать что угодно — например то, что привезённые ими известия потребовали неких срочных действий и изысканий, и Его Величество с присущей царедворцу опытностью попросту тянет время…
Куда делись эти скупо выделенные Императором сутки, Арриол потом вспоминал весьма отрывисто. В самом деле — познакомить бывшего сержанта Дизли, за заслуги посвящённого в потомственное дворянство, с его потрясающей красоты замком Дубового Листа оказалось не столь тяжело, сколь хлопотно. Да отдать последние распоряжения в набирающем силы Дворянско-Купеческом банке, да отписать Терри три бывших манора, тем самым поставив его на полпути уже и к баронскому титулу.
Да не забыть ещё раз полюбоваться на повешенного в воротах хоббита — а вот не надо было, полурослик, дерзить да по плечу похлопывать эдак снисходительно. Финансовый барон это не то же самое, что рыцарь древнего рода…
В себя Арриол пришёл, стоя на верхней галерее Кленового Листа. Весна уже полностью вступила в свои права, и древесная обитель напевала нежным шелестом вечную и в то же время молодую песню. Ласкали плечо нежные, ещё блестящие и словно отлакированные листики, а живое дерево перил отзывалось под пальцами нетерпеливым движением соков.
— Прощай, друг мой. Что-то шепчет мне, что если мы когда-либо и встретимся — это будет нескоро… прощай, брат — не чаял я встретить тебя, но тем дороже ты мне. И сердце будет терзаться от разлуки.
Последний раз он поднял с виду простую деревянную чашу — из этой даже родниковая вода оказывалась вдвое вкуснее, да и непостижимым образом неплохо залечивала раны. Из побега туда вновь полился твеньял — да с кленовым сиропом, а судя по лукавому шуршанию листьев, ещё и с изрядной долей хмельной радости. А когда Арриол, едва сдерживая так и просящиеся на глаза слёзы, прижался в порыве нежности к своему побратиму — вот тогда откуда-то сверху на ладонь парня, кружась и порхая, маленькой задорной вертушкой опустилось крохотное, с двумя прозрачными лепестками семечко. Ещё дремлющая искорка будущей жизни доверчиво улеглась на ладонь человека.
— Спасибо, дружище, — взгляд затуманился — всё-таки, у мужчин иногда бывают слёзы. Весь исполненный нахлынувшей нежностью, он погладил дерево и отвернулся во двор, чтобы скрыть своё смущение.