Спервоначалу я подумал о треклятой иудеохристианской морали, воспитавшей нас в этаком многотерпеливом духе. Ан нет, язычники чувствовали нечто подобное даже сильнее, чем мы, — иначе «Орестея» никогда не была бы написана. Этого делать нельзя, даже если на это есть множество причин. Нельзя убивать человека, даже если от него никому вокруг нет никакой радости. Потому что дело не в нем. Запреты такого рода защищают не людей. Речь идет о чем-то большем. Много большем.
О чем же? Как бы это объяснить… В прекрасном американском фильме «Total Recall» есть сцена, специально посвященная этому вопросу. Действие происходит на Марсе, внутри искусственного города, покрытого стеклянным куполом. Хороший парень Шварценеггер убегает от плохих парней, которые хочут его уделать. Удирая от них, он спускается по стеклянному куполу куда-то вниз. Тут его и настигают. Один супостат с удовольствием прицеливается из бластера, поводит дулом — бедный Шварц перед ним как на ладони… ща пальнет… и другой супостат бьет его по руке, крича: «Ты разобьешь купол!» Нет, он не тайный друг Шварценеггера, он его враг, но он хочет жить. Там, за стеклом, пустота, и если стекло разобьется, ласты склеют все, и хорошие парни, и плохие… Если живешь в стеклянном доме, не следует кидаться камнями, тем паче начинать стрельбу.
Вот и всё основание для братолюбия. С разборками между людьми надо быть поосторожнее только потому, что они могут нанести вред всему человечеству. Стуча головой ненавистного ближнего по стеклу купола, отделяющего нас от Ничто, мы ставим под угрозу не его жизнь, и не свою даже, а всех.
Именно это останавливает нашу руку, когда хочется прихлопнуть какую-нибудь «гаду», кривляющуюся перед самым носом… В нашем мире полным-полно пакостных, отвратных людишек, чья смерть никому не доставит никаких чувств, кроме облегчения. Но вот убить самому такого… даже если бы это сошло бы с рук… что-то останавливает — и отнюдь не любовь к этому самому ближнему, если понимать слово «любовь» буквально. Некоторых ближних невозможно не то чтобы любить, а даже выносить. Такая любовь, если б она имела место, была бы скорее диагнозом. Нет, нас останавливает чувство невидимой границы, хрупкой стены Дома Жизни, которая может рухнуть, если мы будем бить по ней головой врага. Поэтому нет ничего удивительного, что вокруг нас ползает полно пакости, чьей смерти (когда она всё-таки случается) мы искренне радуемся (и как еще!), но которых мы ни за что не стали бы умерщвлять собственноручно.
Конечно, в случае принятия подобного объяснения мы попадаем в сложную ситуацию. Так, например, при некоторых обстоятельствах физическое уничтожение «ближнего» (и даже «ближних» ан масс) становится прямо-таки богоугодным делом. Представим себе тот же самый стеклянный дом. Если «ближний» собирается залепить кирпичом в стенку, его надо остановить, как угодно и чем угодно, и тут уж приходится рисковать. В общем-то, всегда есть риск, что в пылу борьбы ты разобьешь стенку стеклянного дома, — и есть еще больший риск, что это сделает он. Ну что ж, действительность именно такова. Так, например, можно (а иной раз, увы, и нужно) отпустить с миром вредного человечка, навредившего (пусть даже очень сильно) тебе лично — но нельзя прощать и оставлять в покое врагов отечества и уж тем более врагов человечества. Можно (а иногда и необходимо) молча, без злобы и ненависти, перенести тяжелое горе, причиненное тебе ближним. Но не нарушение им законов чести и справедливости.
Итак, получается, что законы и правила, вроде бы защищающие человека от человека, на самом деле вовсе не имеют отношения к людям? Да. Они защищают не людей. Они защищают то, что защищает каждого человека: невидимую стену, купол, черту. Ограду, отделяющую нас от Ничто.
Стоит сказать, что Ограда пролегает вне человека. Это — нечто, прикрывающее спину каждого из нас, но не являющееся нами самими. Она за спиной каждого человека, но не в нем самом. В человеке, наверное, есть много всего — и пакостной дряни, и скрытых сокровищ, — но Стена находится за нами и вне нас. И за ней — Внешняя Тьма, где плач и скрежет зубовный.
Следует обратить внимание на то, что нравственный закон и Уголовный Кодекс запрещают не смерть, а убийство, — а большинство религий даже и убийство самого себя. Человек умер — это печально, но, в общем, «все умрем». Человека убили — это совершенно другое дело… Такое впечатление, что между «естественной» и «насильственной» смертью есть какая-то очень существенная разница… Кажется, что при насильственной смерти (правда, не всякой — смерть и убийство врага в честном бою почему-то почетна и допустима). Стена пробивается, и через пролом в наш мир может вползти что-то извне, как Наг у Киплинга вползал в дом по случайно оставленному лазу… Нечто прозрачное, точнее — призрачное, проникает в наш мир и заражает его.
* * *
И мы опять возвращаемся к древним образам насилия: Мечу и Яду. Яд и его носительница, Змея, — действительно потустороннее создание, приходящее из Внешней Тьмы. Впрочем, она не столько темная (в вульгарном смысле плотной черноты), сколько невидимая. Напротив, Меч и Клык — воплощенные лучи света. Сияющий меч в руках защитника небесных ворот — и невидимый, прозрачный яд, сочащийся к нам из-за Стены Мира и заражающий души и тела людей. Свет и Тьма — дальше идти просто некуда…