И, глядя мне вслед, она тихо проговорила:
— Ох, чует мое сердце, добром это дело не кончится…
Глава тринадцатая
Чтобы проникнуть в сущность очевидных явлений,
требуется весьма незаурядный ум.
А.Н. Уайтхед
Обыкновенный, средний человек совершенно
не сознает размеров своего невежества.
Г. Лэдбеттер
Наутро я перезвонился с Иваном Ивановичем и сказал ребятам, чтобы они по пути взяли у него записку и передали в школе Лидии Ивановне, его дочери. Я уже знал, что Геркин отец возвращается с работы в половине шестого, мать немного позже. И мы решили, что пойдем к Пестряковым около семи, а Ксения Павловна забежит к ним утром и скажет, что Герка жив-здоров.
А я к Ивану Ивановичу отправился чуть не с утра. Но сначала, конечно, накормил Барса, удостоверился, что он за ночь забыл вчерашние переживания, а потом зашел еще к Соколовым навестить Мурчика.
Мурчик сидел на подоконнике неподвижно, как черная статуя, глядел в окно и ужасно тосковал.
— До чего же кот смирный и воспитанный! — с одобрением сказала про него Ксения Павловна. — Ни тебе ни крику, ни баловства. Ваш-то красавчик всю мебель вам ободрал и орать тоже здоров — как найдет на него, так, не смолкая, на все голоса кричит, а чего хочет, не поймешь.
Я хотел было поэкспериментировать с Мурчиком, но при Ксении Павловне счел это неудобным, а поэтому только взял Мурчика на руки, погладил его, почесал ему баки, поговорил с ним по-хорошему и ощутил, что кот несколько успокоился.
— Лег бы ты, брат, да поспал как следует! — сказал я вслух, а про себя начал внушать Мурчику, что он хочет спать, очень хочет спать, долго и спокойно лежать и спать.
Мурчик вскоре зевнул, блестящие глаза его затуманились.
— Гляди-ка, и в самом деле уговорили! — засмеялась Ксения Павловна. Кладите его сюда, что ли, на Валеркин диван.
Кот свернулся клубком в тени у валика, защитив голову от света, и немедленно уснул, а я отправился к Ивану Ивановичу.
Я позвонил в дверь его квартиры и, пока стоял, ожидая, отчетливо слышал, как там переговариваются.
— Кто пришел? Кто пришел? — спрашивал кто-то резким, высоким голосом.
И. рокочущий басок отвечал ему:
— Карпуша пришел!
Однако дверь никто не открыл. Я позвонил еще раза два и, недоуменно пожав плечами, вышел во двор. И тут из ворот показался Иван Иванович с сеткой, битком набитой всякими пакетами.
— Ох, извините! — сказал он, увидев меня. — Очередь откуда-то собралась в магазине, я и задержался. Идемте-идемте, я вас кстати со своим населением познакомлю… Почему не открыли? — Он хитро усмехнулся. — А я им велел никому не открывать без меня.
Открывать-то было некому, это я вскоре понял. Едва мы ступили за порог светлой однокомнатной квартирки, как я услышал из комнаты те же голоса.
— Кто там? — крикнул резкий, насмешливый голос. — Кто пришел? Зачем?
— Дуррак! — ответил ему другой голос, низкий, рокочущий. — Я ррад, я ррад!
Однако никто из комнаты не вышел, а из кухни выбежала снежно-белая пушистая лайка и, восторженно повизгивая, стала ластиться к Ивану Ивановичу. Потом бесшумно появились оттуда же два роскошных пушистых кота голубовато-серый и палево-желтый — и, брезгливо морщась, принялись обнюхивать мои ботинки и брюки. Покончив с этим занятием, они переглянулись, пренебрежительно фыркнули и, задрав пышные хвосты, направились в комнату.
— Пушок! Лютик! Это что за манеры! — окликнул их Иван Иванович.
Коты остановились, как по команде, и слабо мяукнули.
— А ну-ка, идите сюда, невежи пушистые! — сказал Иван Иванович.
Коты важно подошли к нему и, оттеснив лайку, начали тереться о его ноги.
Я смотрел на них с удовольствием — красивые, здоровые, ухоженные звери и живут привольно. Это сразу видно, что они не обиженные, не запуганные, привыкли к доброте и ласке и сами добрые и ласковые. И не сидят день-деньской в одиночку, как мой Барс…
— Поздоровайтесь! — скомандовал Иван Иванович и показал на меня. — С гостем поздоровайтесь, вот с ним!
Коты с сомнением поглядели на меня и недовольно мяукнули.
— Пушок! Лютик! Здоровайтесь! — повелительно повторил Иван Иванович, указывая на меня.
Коты неохотно подошли ко мне, поднялись на задние лапы и, опираясь на меня передними лапами, слегка потерлись лбами о мои ноги. Я хотел было погладить котов, но они укоризненно поглядели на меня и опустились на пол.
— Молодцы! — похвалил их Иван Иванович. — Ах, молодцы ребята! Сейчас я вас за это почешу.
Он достал из стенного шкафчика узкую щеточку с густой нейлоновой щетинкой и почесал котов за ушами. Коты совершенно одинаково изогнули шеи, прижмурили глаза и слегка оскалили острые белые клычки, выражая высшую степень блаженства. Мурлыкали они зато по-разному: Лютик глухо урчал, как мотор, а Пушок всхлипывал и тоненько стонал.
В комнате кто-то резко захохотал:
— Ха-ха-ха!
И ему ответил мрачный, рокочущий басок:
— Дурраки! Рредкие дурраки!
Резкий, насмешливый голос отозвался:
— Молодец, Карпуша! Умница, Карпуша! Ха-ха-ха!
Иван Иванович усмехнулся, видя, что я недоумеваю, потрепал котов по загривку и спрятал щетку. Коты провожали ее алчными, затуманенными глазами и даже облизывались, как при виде мяса.
— Постепенно я вас со всей своей компанией познакомлю, — сказал он. — Но сейчас пойдемте-ка на кухню: мне нужно свою поклажу распаковать и всей этой публике завтрак приготовить. А потом уж мы с вами спокойненько усядемся и обо всем побеседуем.