Часть корабля, находившаяся за кабинами, была раскалена добела — это климатизатор избавлялся от накопленного тепла. Луис, как будто очнувшись от дурного сна, повернулся к чудовищному прямоугольнику.
Вой климатизатора внезапно смолк, оставив после себя звон в ушах.
— Но… — неуверенно сказала Тила.
В дверях рубки появился Говорящий с Животными.
— Жаль, что от телескопа остался только экран, — сказал он. — Он мог бы многое показать.
— Что, например? — крикнул Луис, забыв, что в корабле тихо.
— Например то, почему прямоугольники движутся со скоростью большей, чем орбитальная. Действительно ли это генераторы энергии? Что удерживает их в одинаковом положении? Если бы действовал телескоп, мы могли бы получить ответы на все вопросы, которые задал этот пожиратель листьев.
— Мы упадем на звезду.
— Разумеется, нет. Ведь я уже говорил. Полчаса мы будем лететь в тени этого прямоугольника, а потом пройдем между Солнцем и следующим прямоугольником. Если станет слишком жарко, можно будет выключить статическое поле.
Снова вернулась звенящая тишина. Прямоугольник был теперь бесформенным, безграничным полем идеальной полноты. Человеческий глаз был не в силах выделить из идеальной черноты никаких деталей.
Через некоторое время на них снова обрушился ливень солнечного света, и вскоре после этого завыл климатизатор.
Луис напряженно вглядывался в небо — наконец-то он разглядел следующий прямоугольник. Он как раз следил, как приближается непроницаемо черная поверхность, когда ударила молния.
Во всяком случае, именно так это выглядело. Вспыхнуло, как молния, без предупреждения, взрываясь страшным блеском, словно они вдруг оказались в сердце Сверхновой. Корабль задрожал… и свет погас. Луис потянулся к очкам, чтобы протереть слезящиеся глаза.
— Что это было? — воскликнула Тила.
Способность видеть медленно возвращалась. Когда, наконец, исчезли разноцветные пятна, Луис увидел, что Несс выставил одну защищенную очками голову, что кзин ищет что-то в ящике, а Тила смотрит прямо на него.
Нет, не на него. На что-то прямо за его спиной. Он повернулся.
Солнце было черным кружком, меньшим, чем прежде, окруженным желто-белым сиянием. За то мгновение, что они были в статическом поле, оно сильно сжалось. Вероятно, это «мгновение» длилось несколько часов. Рев климатизатора перешел в негромкое, но раздражающее пофыркивание.
Снаружи что-то горело.
Это была черная тонкая нить, окруженная бледно-фиолетовым сиянием. Один ее конец исчезал в солнце, второй — где-то впереди, перед «Лгуном», слишком далеко, чтобы его можно было заметить.
Она извивалась, как разрезанный пополам червяк.
— Кажется, мы обо что-то ударились, — спокойно сказал Несс. Можно было подумать, что все это время он контролировал ситуацию. — Говорящий, тебе придется выйти наружу. Надевай скафандр.
— Мы находимся в состоянии войны, — ответил кзин, — здесь командую я.
— Отлично. И что же ты собираешься делать?
Кзин был достаточно умен, чтобы ничего не ответить.
И что же ты собираешься делать?
Кзин был достаточно умен, чтобы ничего не ответить. Он как раз кончал вытаскивать свой скафандр — вероятно, сам он тоже решил пойти на разведку.
Он взял один из скутеров — экипажей, похожих формой на торпеду, с удобным, углубленным в корпусе креслом для пилота.
Они смотрели, как он маневрирует вокруг извивающейся черной нити. Она уже несколько остыла — цветной ореол вокруг нее потемнел и светился теперь темно-оранжевым. Массивная фигура кзина вылезла из скутера и поплыла к нити. Они слышали его дыхание. Один раз он что-то удивленно фыркнул, но не сказал ни слова. Снаружи он был около получаса.
Когда он вернулся на борт «Лгуна», они сосредоточенно ждали, что он скажет.
— Она действительно имеет толщину нити, — сказал он. — Как видите, у меня только половина грейфера.
Он показал им изувеченный инструмент. Рукоять была чисто обрезана. Металл на срезе был отполирован, как зеркало.
— Когда я приблизился, чтобы разглядеть ее толщину, то коснулся ее грейфером. Она прошла сквозь него, как сквозь воздух. Я почти не почувствовал сопротивления.
— То же самое сделал бы твой меч.
— Но меч сделан из провода, заключенного в поле Славера, и не может изгибаться. Эта же… нить извивается во все стороны.
— Значит, это что-то новое. Что-то, что может резать, как меч кзина, небывало легкое, тонкое и крепкое. Что-то, остающееся неизменным при температуре, которая любой естественный материал давно превратила бы в плазму. Что-то, действительно новое. Но откуда оно взялось?
— Подумай. Пролетая между двумя прямоугольниками, мы обо что-то ударились. Затем мы видим вокруг нас гигантской длины нить, разогретую до температуры звездных недр. Именно с ней мы и столкнулись, это ясно. Температура — это результат столкновения. По-моему, можно считать, что она была протянута между двумя прямоугольниками.
— Возможно. Но зачем?
— Мы можем только догадываться. Создатели Кольца разместили черные прямоугольники на околосолнечной орбите затем, чтобы на его внутренней поверхности получить цикл день-ночь. Прямоугольники, чтобы выполнять свою роль, должны находиться точно между Кольцом и звездой и не должны поворачиваться к нему ребром. Строители Кольца использовали нить для соединения прямоугольников в единую цепь и придали им скорость выше орбитальной, чтобы нить все время была натянута.